Она не двигалась.
Она не могла двигаться. Часть его понимала, что человек не мог выжить после такого падения, но не Бет… не его Бетани
Это… не могло происходить
Его свет вспыхивал вокруг них до тех пор, пока он больше не мог видеть ее лицо, а только контур.
Он обещал, что не позволит ничему случиться с ней. Он обернулся на секунду — чертова секунда. Это его вина. Ему не следовало приводить ее сюда после того, как столько дождя впиталось в землю, покрывая низ ее кроссовок. Ему не следовало подниматься выше после того, как он увидел, насколько она нервничала и как тряслись ее ноги.
Он должен был остановить это — спасти ее. Какую, черт возьми, силу он имел, если не может ее спасти.
Доусон кричал снова, звук горя и гнева. Но Бетани не могла его слышать. Никто не мог его слышать. Что-то мокрое было на его щеках. Слезы, наверное. Он не был уверен. Он не мог видеть сквозь пульсирующий свет.
Он разместил свою голову рядом с ее головой, его рот в дюймах от ее раскрытых губ. Его тело трясло. Он вдыхал и выдыхал и мир, кажется, снова остановился.
Проснись. Проснись. Пожалуйста, проснись.
Незнакомый инстинкт толкнул его вперед, шепот поколений до него. Картинка появилась в его голове, Бетани снаружи и внутри в свете — его свете. Он сочился из ее тела, часть его присоединялась к ее коже, мускулам, костям. Он наполнял ее кровь, оборачивая себя вокруг нее на клеточном уровне, чинил и ремонтировал и лечил порванную кожу и мускулы, сшивая раздробленные кости. Это продолжалось и продолжалось секунды в минуты, минуты в часы. А может не прошло и минуты. Доусон не знал. Но он не дышал, не терял изображение.
Проснись. Проснись. Пожалуйста. Проснись.
По началу, он не был уверен, что происходит. Он думал, что почувствовал ее движение в его руках. Потом, он подумал, что услышал вздох. Слабый вздох.
Проснись. Проснись. Пожалуйста, проснись.
Он трясся и его свет пульсировал хаотично.
— Доусон?
Звук ее голоса — о ее сладкий голос — сломал его мир в третий раз. Его глаза открылись, но он все еще не мог видеть ее в своем свете.
— Бетани? Ты? — он не мог сказать слова, не мог поверить, что как-то она жива в его руках. И как она могла? Вместе с тем, что потерял ее, он потерял свой рассудок. Волна свежей боли пронеслась по нему. — Бетани, я люблю тебя, я жалею, что не говорил этого тебе раньше. Я люблю тебя. Я хотел сказать тебе, что люблю тебя, но я не мог. Прости.
— Я тоже люблю тебя.
Эти слова шепотом не были сказаны вслух. Они были внутри него, отражаясь через его тело и часть его, которая сложилась нечто человеческое — душу.
Он втянул свой свет в себя. Он не мог поверить тому, что видел.
Бетани посмотрела на него, в ее теплых карих глазах сияли слезы. Ее лицо все еще было бледным, но цвет проникал к щекам. Было несколько подтеков крови вокруг ушей и на углу ее рта, но она смотрела на него.
— Беттани? — прохрипел он.
Она кивнула и прошептала.
— Да.
Руки дрожали, он прикоснулся к ее лицу, и когда она закрыла глаза, он испугался.
— Бетани.
Ее глаза тут же открылись.
— Я здесь, я в порядке.
Этого не могло быть, но она была жива и дышала в его руках. Он пробежался пальцами по ее щекам, убирая волосы с запекшейся кровью. Его грудь вздымалась.
— О боже, я думал… я думал, что потерял тебя.
— Я думаю, ты мог бы, — она судорожно усмехнулась. — Я так сожалею. Мне следовало бы быть внимательнее.
— Нет, не извиняйся. Это не твоя вина, — он поцеловал ее в лоб, потом щеку и кончик ее носа. — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Устала и немного кружится голова, но я чувствую себя отлично.
Он был вымотан. Как если бы сражался с сотней Аэрумов за раз. Прижимаясь своим лбом к ее лбу, вдыхая ее чистый аромат. Он не мог закрыть глаза, боялся, что она исчезнет.
Бетани дрожала.
— Что ты сделал, Доусон?
— Я не знаю. Я, правда, не знаю.
Она отпустила его руку и прислонила ее к его щеке.
— Чтобы ты не сделал, это спасло… спасло меня.
Бетани жива. Она была здесь в его руках, прикасаясь к нему. Его щеки были мокрыми, опять, но его это не волновало. Ничего на свете не волновало кроме девушки, которую прижимал к себе.
Бетани оставалась в его руках и на той проклятой скале, казалось, часами, и она не хотела, когда-нибудь оставить его объятия. Ей было тепло в его руках. Но они должны были идти. Она встала, удивляясь, что она могла. Не было никаких сомнений в том, что как минимум, одна из ее ног была сломана. И судя по количеству крови на ее голове, она была уверенна, что ее череп треснул как яйцо.