- Ты так ничего мне и не скажешь? – спросила наконец девушка, нарушая молчание.
Эдвард перевёл на неё взгляд и снова отвернулся. Ему не хотелось отвечать, не было смысла.
- Значит, - продолжила девушка, вздохнув, - я была права. Ты не спросишь, в чём?
- Нет, - сухо и тихо ответил парень, продолжая смотреть в стену.
- Тебе всё равно?
Эдвард не ответил, ему на самом деле было всё равно. Ещё несколько минут назад он так мечтал о ком-нибудь, кто разрушит его одиночество, о ком-нибудь – другом, живом и настоящем, но сейчас, когда к нему пришла Хенси, парень вновь начал мечтать о том, чтобы остаться одному.
- Права, - тихо повторила Хенси и сделала несколько шагов вперёд, не доходя и до половины комнаты и останавливаясь. – Ты сломался, Эдвард, сломался…
- А разве не этого ты добивалась? – блекло спросил парень, его сердце забилось быстрее, реагируя на холодящий, издевающийся тон девушки, желая наполнить мышцы кровью для удара.
- Этого…
Девушка замолчала, рассматривая парня, который сидел к ней боком, обхватив колени руками и смотря в стену перед собой. Он изредка моргал, подцепляя длинными ресницами отросшую чёлку, отчего она лезла в глаза, но парень не чувствовал этого. Эти ощущения были ничем по сравнению с тем, что делала и, вероятнее всего, сделает с ним вновь Хенси.
Насладившись затянувшейся паузой, девушка вновь заговорила, Эдвард краем глаза заметил, что в его комнатку зашли охранники в неизменных чёрных одеждах. Хенси сказала:
- Ты был отличной игрушкой, Келли: сначала бойкая и дерзкая, затем податливая и исполнительная… Это было очень… очень. Мне понравилось, Эдвард, а тебе? – девушка ухмыльнулась, прищуриваясь, сверля парня взглядом, это Эдвард увидел, обернувшись, но поспешил вновь отвернуться от девушки.
Вздохнув, девушка сделала ещё один маленький шаг вперёд и продолжила:
- Ты был хорошей игрушкой, Эдвард. Но ты – сломался. Сломался… А сломанные игрушки, знаешь ли, мне ни к чему, - девушка нахмурилась.
Эдвард повернулся к Хенси, вопросительно поднимая брови, не понимая, о чём говорит девушка.
- Ты – сломанная кукла, Эдвард Грейс Келли. А сломанные куклы следует отправлять в утиль.
Парню не понравились слова Хенси, да и кому может понравиться, когда тебя сравнивают со сломанной вещью? Эдвард обернулся, застывая с вопросом в глазах и на губах, но не успевая его высказать, Хенси вновь опередила его на шаг.
- А потому, Эдвард, я спешу тебя обрадовать, - девушка ухмыльнулась. Этой ухмылке позавидовал бы и сам дьявол. – Мы расстаемся.
- Ты меня отпускаешь? – выдохнул парень, распахивая глаза и поворачиваясь к девушке всем телом, не веря своим ушам. – Хенси, ты, ты… Спасибо!
Парень вмиг забыл про всё, что девушка с ним сделала за тот месяц, что он был её пленником. Забыл про боль, унижения и постоянный страх. Всё вдруг стало таким не важным…
- Мы расстаемся, - повторила девушка. – Я с тобой, а ты с жизнью.
- Что? – едва слышный вопрос на выдохе.
- Что слышал, - ответила девушка и обернулась к охранникам, говоря им: - Покончите с ним.
- Будут особые предпочтения? – спросил один из охранников, который стоял чуть впереди остальных.
- На ваше усмотрение, - сухо ответила девушка, словно отмахиваясь.
Её тон звучал безразлично, даже буднично, будто сейчас решался не вопрос чьей-то жизни, чья-то судьба, а обсуждалось меню на ужин или нечто подобное.
- Нет, - едва слышно прошептал Эдвард, прижимаясь спиной к стене, вжимаясь в неё до боли в лопатках. – Нет!
- Прощай, Эдвард Грейс Келли, - холодным тоном произнесла Хенси, после чего закурила и пошла прочь, не оглядываясь.
Услышав приказ, верные охранные «псы» медленно начали наступать на парня, окружая его. Эдвард жался к стене, лихорадочно переводя взгляд с одного мужчины на другого, пытаясь что-то говорить, кричать, молить. Но его слова уже ничего не значили. Когда круг окончательно замкнулся и три чёрные тени накрыли парня, он закрыл голову руками и обречённо зажмурился.
Слыша надрывные крики своего бывшего мучителя, а ныне – слабой, беспомощной жертвы, Хенси ухмылялась сама себе, куря уже третью сигарету, стоя на лестнице ведущей в дом. Надрывный, рвущий барабанные перепонки крик боли и отчаяния отразился от стен и в пустой грудной клетке девушки, там, где раньше была душа. Завибрировал подобно тому, как дребезжит дорогой хрустальный бокал, после удара по нему самопровозглашенного оратора. Зазвенел и затих, всё затихло.