- Не вини меня, Хенси, я не мог иначе, - ответил мужчина. Повышенные интонации дочери, её непонимание задевали его, она смотрела на него, как на какого-то алкаша, слабого человека, но он не был таким, он верил, что не был. Ему хотелось оправдаться или даже накричать в ответ, сказать правду, выплюнуть её, но он понимал, что не имеет на это морального права.
- Где мама? – тон девушки резко переменился, она в упор смотрела на отчима, её глаза были спокойными, но там – на дне, плескалась отчётливая тревога, похожая на грязную трясину.
- Хенси, она…
- Где мама? – вновь повторила девушка, словно не слыша отчима.
- Её нет.
- В смысле? – воздух как-то внезапно закончился и злость отступила, но только для того, чтобы вернуться через мгновение с новой силой. – Где мама?! – Хенси начала кричать. – Где моя мама, Макей? Что у вас тут произошло?! Где она, где?! Я хочу её видеть!
- Она ушла, - ответил мужчина, чернеющий с каждым словом дочери.
- Я так и знала, - всхлипнула девушка. – Это ты виноват! Ты со своим алкоголизмом, ты разочаровал её! Ты обещал быть опорой, а сам… Ты подвёл её!
- Ты не права, Хенси, - мужчина всеми силами держался, чтобы не сорваться, но руки его уже начали мелко дрожать.
- Я права, Макей, - слова девушки звучали холодно и незнакомо. Мужчина смотрел на свою девочку и не мог понять, куда подевалось то нежное и светлое создание, неужели, он больше никогда не увидит её?
- Пошли, - резко сказал мужчина, вставая и направляясь к выходу.
- Что?
- Одевайся, Хенси, мы едем к маме.
- И я останусь с ней, если ты не перестанешь так себя вести, - ответила девушка, даже не понимая, как больно делает отцу. – Запомни, Макей, - говорила она тоном надзирателя, - алкоголь разрушает жизни.
- Пошли, - коротко бросил мужчина, сжимая зубы. Слова дочери о том, что она останется с матерью холодили его душу, вызывая желание взвыть, закричать, рвать на себе волосы, но он держался. Держался из последних сил, сжимая руль до белых костяшек.
Дорога была долгой, но Хенси ни о чём не спрашивала, она была обижена на отчима и даже не смотрела на него, впиваясь взглядом в деревья, дома и прочие элементы серого весеннего пейзажа, проносящиеся за стеклом. Макей не включал радио, напряженная гудящая тишина давила на уши, а в купе с отвратительным запахом табака, которым пропитался весь салон автомобиля, она оказывала некий дурманящий эффект, загоняла в транс.
Глубоко вдохнув, девушка закрыла глаза и тут же утёрла дорожки слёз, оставившие на щеках влажные следы. Её душила обида, почему-то, этот автомобиль приносил столько боли. Такая мелочь… Такая мелочь, как изменившийся в салоне запах заставляла лёгкие девушки гореть от боли и сдерживаемой обиды. Раньше в это машине всегда так знакомо пахло апельсинами и корицей – Симона всегда следила за тем, чтобы флакончик с ароматом был полон. Это был такой тёплый и родной запах, а теперь… Теперь от него не осталось даже следа, его заменил едкий запах крепких сигарет, который разъедал глаза и лёгкие.
- Сколько же всего изменилось, пока меня не было? – думала Хенси, прислонившись головой к холодному стеклу и следя за пейзажем, который становился всё более скудным. Было очевидно, что отец везёт её куда-то за город. – Наверное, - думала Хенси, - мама переехала. Никто не захочет жить с алкоголиком… - мотнув головой и слегка ударившись лбом об стекло, Хенси зажмурилась и вновь открыла глаза, мысленно ругая себя. – Ты дура, Хенси, дура, - корила себя девушка, - твоему отцу плохо, а ты его добиваешь. Точно, поговорю с матерью, попробую убедить её, что нужно вернуться, попробовать наладить жизнь. Ведь они были так счастливы, у них непременно всё получится. В конце концов, теперь я дома. Я пойду работать, так что, пусть небольшие деньги, но у нас будут, а там Макей возьмёт себя в руки, перестанет пить. Мы вновь заживём, как раньше…