Солнышко, крепко придерживавшая красно-бурую голову пса своими маленькими передними лапками, жалостливо подвывала:
— Пожалуйста, постарайся не шевелиться! Ой! Ой, нет, Хромой, нет! Ой держись! Ой! Ой! Бедняжка!
Но после того, как Кусака вытащила очередной кусочек прозрачного камня и бросила его в маленькую кучку, отважная малышка утратила всё своё мужество и расхныкалась, как оробелый щенок, уступив свой пост Дейзи.
После того как Стая, наконец, осознала, что среди них есть предатель, собаки долго стояли на месте как вкопанные, с ужасом оглядывая друг друга. Но вот Шкирка повернулась и уставилась пытливым взглядом на Дротика. По хребту Грозы пробежал холодок тревоги — во взгляде Шкирки сквозило обвинение. Бруно тоже повернулся и уставился на Свирепого пса. И за ним, как по команде, к Дротику обернулись все головы Стаи.
А потом над поляной раздалось рычание Бруно.
— Я вам говорил. Я повторял вам всё это время. Нельзя доверять Свирепым собакам!
Шерсть на холке Грозы вздыбилась от возмущения и обиды. Бруно был большим и мускулистым псом, и он с нескрываемой злобой посматривал на Дротика.
— Я никогда не хотел, чтобы этот Свирепый пёс жил с нами в Стае!
Гроза, оцепеневшая поначалу от столь вопиющей несправедливости, ощутила, как внутри поднимается волна гнева.
Она так долго заставляла себя бодрствовать, опасаясь оказаться той самой плохой собакой и натворить новых бед, безотчётно блуждая во сне, а теперь, когда она поняла, что не она виновата в тех жутких несчастьях, что обрушились на её Стаю, что она понапрасну изводила себя бессонницей, настоящий предатель продолжал пакостить, искусно таиться и притворяться невинным, подставляя других собак!
И то, что Бруно заподозрил в предательстве Дротика только потому, что тот был Свирепой собакой, как и сама Гроза, было просто отвратительно. В этот момент она ненавидела его.
— Как ты смеешь, Бруно? Дротик ничем не заслужил подобного отношения! Он не сделал вам ничего плохого! Он с самого начала был верным членом Стаи, признаёшь ты это или нет!
Выплеснув свою ярость, Гроза почувствовала, как ей становится легче. Но ненадолго.
— Ха! — презрительно тявкнула Шкирка. — Этого следовало ожидать.
Гроза предупреждающе оскалила пасть и резко повернулась к ней:
— Что ты имеешь в виду? А ну-ка, объяснись!
— Охотно! — ухмыльнулась Шкирка, бывшая когда-то Омегой в стае Хромого. — Одна Свирепая собака защищает другую. Вот так неожиданность!
Ответить Грозе помешало низкое рычание Стрелы:
— Ты не должна заступаться за Дротика, Гроза. Он не такой, как ты. Он чужой среди нас. Ты хорошо проявила себя и доказала свою преданность нашей Стае. А что мы знаем о Дротике? Ничего!
— Ничего, — поддакнула ей Погоня, — кроме того, что он предал свою бывшую стаю. Не так ли, Дротик?
— Погодите-погодите! — выпрыгнула вперёд Белла, вздыбив на спинке рыжую шерсть. — Вы что, от спокойной жизни совсем нюх потеряли? Дротик предал Свирепых псов, чтобы спасти нас! У вас нет права обвинять его! И он не мог испортить добычу — я знаю это наверняка! Я всё время была рядом с ним с той минуты, как охотники приволокли в лагерь оленух.
— Да? — сузив глаза, поднял голову высокий, взъерошенный Щётка. — Ты не отводила от него глаз? И не отвлекалась — хотя бы на миг?
— Все собаки отвлекались, — прорычал Лесник. — Особенно на новых щенков Альфы. Ты не могла всё время смотреть только на Дротика, Белла.
— А вот и могла! — Белла гордо вскинула голову. — Я всегда знаю, где Дротик! Всегда!
— Даже так? Да неужели? — усмехнулась Шкирка. — А почему, позволь полюбопытствовать?
— Мне тоже это интересно, — Стрела насмешливо склонила голову вбок, буравя глазами Беллу. — Почему ты так уверена в Дротике? Тебе есть, что нам рассказать?
На мгновение Белла замолчала. Гроза видела, как задёргались мышцы её глотки. Сердце самой Грозы колотилось так, словно хотело выскочить из груди — ведь она прекрасно знала, что могли услышать от Беллы собаки.
«Неужели она отважится им признаться? В такой напряжённый момент Стае будет намного труднее принять её выбор…»
Рыжая шерсть Беллы всё ещё топорщилась.
— Да! — вызывающе пролаяла охотница. — Мы с Дротиком — пара! С некоторых пор!
От такого признания собаки лишились дара речи. Воцарившуюся тишину нарушали только жалобные стоны Хромого, от которого успела отойти Кусака, закончившая свою жуткую работу.