– Свежее?
– А как же! Для вас, сударь, все самое лучшее, – она прикусила губу, разглядывая обнаженного по пояс мужчину, взмокшего от тяжелой работы.
– Ну раз так… – взял из женских рук крынку, словно невзначай накрыв широкой ладонью ее пальцы, сделал с десяток глотков. И впрямь свежее. – Спасибо, красавица.
– А я гляжу – всю поленницу перекололи. Думаю, умаялись…
– Да какое там. Иногда в охотку.
Все просто и хорошо знакомо: в жизни Микаэля таких разговоров было немало, да и в жизни служанки, наверное, тоже. Оба понимали, чем он должен закончиться, – и, наверное, он бы так и закончился, не покажись на крыльце Оливье Девенпорт, сжимавший в правой руке сверток из холстины, сплошь покрытой бурыми пятнами.
Интересно, когда этот малый успел вернуться? Не иначе что-то случилось: не мог он объехать все восемь деревень.
Капитан наемников был чернее тучи, и Микаэль развернул служанку, мягко толкнул ладонью в поясницу. Та все поняла без слов. Впрочем, далеко Бригитта не ушла – встала у крыльца, слушает. И другие работники постоялого двора, до того с муравьиным усердием сновавшие между домом и надворными постройками, тоже навострили ушки.
Девенпорт пнул чурбак, зыркнул на Микаэля. Тот спокойно выдержал этот взгляд. Колун нюрнбержец положил себе на плечи, придерживая обеими руками, – поза уверенного человека. Француз все понял: даже самый круглый дурак, увидев количество шрамов на теле воина, поостерегся бы с ним связываться. А еще он видел кинжал, висящий на поясе телохранителя.
Таких Девенпортов Микаэль знал хорошо – выходцы из простонародья, они всю жизнь мечтают о лучшей судьбе: девочки видят себя принцессами, мальчишки – победителями драконов. Обычно жизнь их быстро вразумляет: глазом моргнуть не успеешь – родители уже со сватами сговорились или сами сватов заслали, и вот уже пятеро детей стучат по столу ложками, а ты от зари до зари ходишь за плугом, поднимая скудную землю. Тут уж не до сказок: было бы в доме тепло да хлеба краюха, а о большем и не мечтай.
Но случается, не хочет человек мириться с судьбой, стремится сломать ее через колено, пока она его не сломала. Иные кончают на плахе, иные помирают в придорожной канаве, но есть и те, кто зубами выгрызает себе другую долю. У такого не стой на пути: простолюдинов они на дух не переносят, ведь те напоминают им не о том даже, от какой судьбы они ушли, а о том, какую цену заплатили за это.
– Зачем вы здесь? – спросил наконец француз. – Что вам нужно в городе – тебе и твоему инквизитору?
Микаэль выдержал паузу.
– Разве не знаешь?
– Видит Бог, до сих пор мне не было до этого никакого дела. Я служу барону, и забивать голову чужими вопросами мне незачем.
– Однако теперь интересуешься.
– Приходится, – Девенпорт, и без того мрачный донельзя, нахмурился еще сильнее. – Ну так зачем?
– Горожане воззвали к Святому престолу – мол, чудовище напало на детей, – ровным голосом ответил Микаэль. – Инквизитор здесь, чтобы разобраться.
– Чудовище, значит, – протянул капитан. – Ну-ну…
Нюрнбержец пожал плечами и перехватил колун, намереваясь вонзить его в следующий чурбак.
– Не спеши, – француз приблизился на шаг. – Что за чудовище?
– У отца Иоахима узнавай. Я человек маленький – сказали охранять, вот и охраняю.
Разговор ему был неприятен, и он понимал, что наемник это чувствует.
– Слушай, ты… – Оливье вдруг оказался совсем близко (а в бою он, пожалуй, куда как опасен!) и прохрипел, брызжа слюной: – Как тебя там… Я с тобой по-хорошему…
«Да он же боится!» – понял вдруг Микаэль. Оттого и бесится, что страх одолеть не может. И боится не какого-то неведомого врага, а самой своей слабости. При мысли о том, что могло так напугать явно немало повидавшего капитана, ему стало не по себе.
– … а тут черт знает что творится! – страшно шептал Девенпорт. – Ты вот такое когда-нибудь видел?! Видел, я тебя спрашиваю?!
Дернув за края холстины, он бросил на землю содержимое свертка. Им под ноги упала обтянутая пергаментной кожей высохшая рука со скрюченными пальцами. Бригитта юркнула в дом, взвизгнули прачки, а проходящий мимо конюх выронил ведро с ячменем.
– Убери! – прорычал Микаэль. – Людей пугаешь!
У него и у самого мороз пошел по коже.
– Кого?! – вызверился Девенпорт.
Микаэль скривился. Конечно, такие как Оливье вообще мало кого за людей считают. Они и в города чаще входят, держа меч наголо, а не в ножнах: в правой меч, в левой головня. Со всеми разговор короткий: мужика увидел – голову с плеч, детей – в костер, бабу – разложить, и вся недолга… Он с трудом удержался, чтобы не сплюнуть капитану на сапоги.