— Так мы дойдем до абсурда! — не выдержал Червински. — Сейчас вы договоритесь до того, что восстания рабов вообще социально вредны!
— Не договорюсь, — усмехнулся Прошин. — Любое восстание, любое выступление угнетенных масс прогрессивно по своей сути. Вопрос только в том, до каких пределов. В настоящий момент политическое и социальное значение восстания рабов в Пате достигло своей вершины. До сих пор армия восставших несла знамя свободы и служила примером справедливой борьбы. Но вот перед ней, в силу сложившихся обстоятельств, предстала возможность ударить в сердце империи и, возможно, разрушить ее. Будь империя старой, дряхлой, с прогнившей системой управления, ее падение было бы исторически обусловлено. Но является ли империя именно таковой? Изжила ли она себя? Ни в коем случае. Империя сильна, в ее подчинении находится немало государств, влияние ее культуры сказывается далеко за пределами империи. Ее культура на данном этапе является наиболее прогрессивной. Ну, а кто же они, эти восставшие рабы, и что они принесут в Пат в случае захвата власти? В основной массе — варвары, захваченные в плен, с уже описанной мной психологией и с гораздо более низкой культурой развития. До сих пор они олицетворяли собой стремление к свободе. Но вот перед ними представляется исключительная возможность захватить Пат. И армия восставших превращается в армию простых грабителей…
Поэтому сложившуюся ситуацию можно назвать кризисной не только для Пата, но и для всей патской культуры. Даже если в случае захвата восставшими рабами Пата империя устоит, это потрясение не пройдет для нее бесследно. Политическое значение этого события скажется на жизни всех ее провинций и областей. Многие подчиненные империи государства попытаются выйти из-под ее зависимости. Тем самым будет создан прецедент для многочисленных и продолжительных войн. Развитие империи в лучшем случае затормозится, если не будет отброшено назад на сотни лет, а наша многолетняя работа по ускорению развития общества пойдет прахом.
— Что же в таком случае предлагает институт? — спросил Штамм.
— Боюсь, что ситуация вышла из-под нашего контроля. Ранее мы предлагали через орден братьев свободы уговорить восставших отойти за паралузское Лесогорье и на землях Мегалии организовать именно то общество, которое проповедуют братья. Коммуникатору Баглаку вначале вроде бы удалось это предприятие, но затем в армии произошел раскол, и в Мегалию ушли только древорубы.
— А что сейчас вы предлагаете? Прошин развел руками.
— Кроме продолжения агитации об уходе в Мегалию, мы не видим других путей…
— Это не предложение, — отрезал Бештлиц. — Те, кто хотел уйти, уже ушли с древорубами.
— А зная Атрана, — поддержал его Крон, — я могу сказать, что он не повернет. Да и времени на агитацию практически не осталось. Боюсь, что Бортнику ничего не удастся сделать.
Штамм с Бештлицем недоуменно переглянулись. — Бортник убит, — сказал Бештлиц. — Да и при чем…
Он взглянул в лицо Крона и, не закончив, замолчал.
Мышцы Крона напряглись, он чуть не вскочил.
Как?! Бортник убит… Он откинулся на спинку кресла. Инспектор Комитета как-то странно, с не соответствующим обстановке и поэтому неприятным любопытством разглядывал Крона. Но Крон не замечал этого. Бортник убит… Перед глазами почему-то стояла его широкая спина, которую Крон тер губкой; Бортник шутил, с удовольствием плескался водой, отфыркивался, но никак не хотел повернуться к Крону лицом…
— Вы знаете, — вдруг сказал Гомеш, — меня в последнее время не покидает странное чувство. Такое впечатление, что проводимой нами работе противодействует непонятная, все возрастающая сила. Словно этот мир отталкивает, отторгает нас как инородное тело. Вся наша работа сводится на нет. Пользуясь шахматной терминологией, можно сказать, что в Пате мы получили пат. Я даже подсчитал на вариаторе процент наших неудач. За последние полтора года он резко увеличился. Взять хотя бы эти бесконечные перевороты у меня в Асилоне…
— Стоп! — резко оборвал его до сих пор молчавший инспектор Комитета Бабен Ковит. — Вот мы и подошли к вопросу, ради которого я, собственно, здесь и нахожусь.
Он достал из кармана небольшой плоский прибор, посмотрел на него и с усмешкой бросил взгляд на Крона.
— Можно продолжать, — сказал он. — Ваше предчувствие, Гомеш, вас не обмануло. Противодействие действительно существует, но идет оно не изнутри этого мира, как вы предполагаете, а снаружи. Как и наше воздействие.
Слова инспектора подействовали подобно шоку. На некоторое время повисла гнетущая тишина.
— Это… кто-то из наших? — без всяких проблесков надежды спросил Прошин.
— Нет.
— Значит…
— Факты! — потребовал Штамм.
— Фактов предостаточно, — заверил Бабен Ковит. — Все они в ближайшее время будут предоставлены в распоряжение руководства Проекта.
— Не верю! — замотал головой Червински. Бабен Ковит пожал плечами.
— Хорошо, — проговорил он, — я приведу несколько примеров. Факт первый: слизни. Надеюсь, вам известно, что буквально с наших самых первых шагов здесь слизни чрезвычайно заинтересовали биологов как любопытная, алогичная форма квазижизни. Ее детально исследовали как здесь, на станции Проекта, так и на Земле, и результаты исследований оказались обескураживающими. Было установлено, что внутреннее строение слизней не имеет ничего общего с клеточной структурой известных нам организмов. Каких-либо способов размножения: деления, почкования, спорообразования, а тем паче более сложных, обнаружить не удалось. До сих пор неизвестно, каким образом они появляются на свет. Питаются слизни только за счет внутренних ресурсов, и их жизненный цикл представляет собой как бы «самосъедание» особи до ее полного исчезновения. И, если бы не способность слизней, мелко дрожа, перемещаться, их вообще можно было бы принять за какое-либо неорганическое образование, представляющее интерес только для минералогии. Позже совершенно случайно было обнаружено, что при дрожании слизней происходит непонятное скачкообразное изменение массы их тела. По этому поводу была написана масса статей, велись оживленные научные дебаты, пока на этот ажиотаж не обратили внимания в службе безопасности Комитета, уже располагавшей к тому времени некоторыми фактами постороннего воздействия в Пате. Так вот, оказалось, что когда вся информация о слизнях была обсчитана на суммирующем вариаторе, это дало девяноставосьмипроцентную вероятность их искусственного происхождения и позволило сделать вывод, что скачкообразное изменение массы их тела представляет собой гравипередачу.
— Так можно дойти до абсурда, — буркнул Червински. — И человека можно представить как гравипередатчик, поскольку он, вдыхая и выдыхая воздух, тоже меняет массу своего тела.
— Да, — согласился инспектор и с интересом посмотрел на него. — Но у человека это происходит в результате обмена веществ с окружающей средой, а у слизней, как установлено, такого обмена нет. Кроме того, они почему-то предпочитают селиться только в домах высокопоставленных лиц -
в других местах по всей планете их просто не сыщешь.
— Так значит… — Бештлиц резко выпрямился и нервно заерзал в своем кресле, — нас сейчас тоже…
— Исключено, — спокойно возразил Бабен Ковит. — Благодаря этой штуке, — он показал аппарат, который все еще держал в руке, — а также природной брезгливости одного из присутствующих здесь, — он усмехнулся в сторону Крона, — мы избавлены от подслушивания.
— Еще, — твердо потребовал Штамм.
— Еще факты? — переспросил Бабен Ковит. — Хорошо. Вот, например, всем известный «казус Нир-кона», честь открытия которого принадлежит Крону. О Нирконе, вы, конечно, все знаете, а вот о казусе… Специалисты до сих пор разводят руками и не могут понять, как он научился говорить на линге. Никто не отрицает возможности расшифровки Нирконом текста тома «Астрофизики», но здесь дело в другом. Написанный текст мертв для слуха, и абсолютно невозможно воспроизвести его звучание, не улышав живой речи. Далее. Тома «Астрофизики», обнаруженного у Ниркона, не существует в печатном виде — он известен только в кристаллозаписи. Кроме того, как показало детальное исследование сматрицированной книги, напечатана она на бумаге местного производства с использованием местных красок. Как вы сами понимаете, сделать это на Земле было бы несколько затруднительно.