Тени сожжённой Земли
Кругом расползалось нечто напоминающее сон. Видение, незримыми нитями переплетающееся с реальностью и до того неясное, что трудно было понять: полусонный ли это бред или взаправдашняя жизнь, абрисами последствий уже впивающаяся в безумие. Обступающий клейким спёртым воздухом мрак отзывался чуждым восприятию голосом и отрывисто возвещал о вершащихся событиях, точно комментируя происходящее, стремясь рассказать последнюю историю единственному слушателю, который, оцепенев, внимал фатуму. Всё казалось ему смутно знакомым, расплывчатым, сомнительно-верным, но Роман имел лишь эту данность чудящуюся явью, в истинность коей уверовал окончательно.
Не унимающийся глас рисовал материальные образы окружения, живых людей и их монотонный быт, радостно принимающий смертоносный удар карающей однообразие длани, словно ожидая избавления – болезненного и необратимого.
Приблизился черёд Романа. Вселенский поток объял гостя, утягивая в черноту, где бесконечная цепь мучеников терпеливо ожидала своей очереди, дабы вступить на кострище и эпохами низводить пятна с души в очищающем пламени, полирующем от сожалений остов человеческой сущности и нивелирующем пороки, которые стремятся вырваться изнутри, напором оставляя на естестве уродливые шрамы грехов.
Мнилось, будто закадровый повествователь дал мужчине время перевести дух и кратковременный миг обвыкнуться, но после, с прежним натиском неизбежности набросился на жертву, желая увидеть в её физиономии не отступающего ни перед чем охотника, вопрошая:
- А ты, что выдающегося сделал ты? Почему именно тебе следует даровать шанс? С какой стати твои желание и нужда должны убедить вселенную передумать? – наполняющийся свирепостью тон взорвался гулкими ударами молота, заканчивая фразу.
Ответчик встрепенулся, ощущая своё намертво прилипшее к земле тело. Насилу поднявшись, Роман стёр горько-солоноватый пот с лица, дёрнул уголком разбитых губ, а следом, коротко шипя носом и щурясь на поалевшую ладонь, ответил:
- Я хочу лишь две вещи: возможность хотя бы раз увидеть сына, и встретить рассвет. Большего – просить не смею – решительно пресекая дальнейший диалог, мужчина замолчал.
Наивность ли, вера? Что заставляет людей не обременённых вопросами о существовании сил потусторонних взывать к тем в критических случаях, и верить в их наличие? Отчего, упав на колени в абсолютной тишине, человек протягивает десницы к небу и сетует на судьбу, виня Создателя, которого даже не удосужился упомянуть при каждом благом для себя исходе? Злоба. Собственная беспомощность и гнев, затмевающий дорогу к намеченной цели, побуждает прогневлённого к поиску виновных, не смотря на то, что истый повинный – он сам.
Вскипевшая ненависть и выбивающаяся на свободу жестокость не удивляли Романа с недавних пор, в отличие от редчайшего явления доброты, нежно дотрагивающегося до души и приневоливающего лелеять следующее касание, которое теперь казалось последним, рискующим кануть в небытие.
Вибрируя, расслаиваясь и исчезая облегающий туман выпустил-таки невольника, дав возможность вновь узреть проявление самых тёмных человеческих сторон, или напротив – увидеть чудо, каковому уже вряд ли могло найтись место в этом переродившемся мире, сменившем недовольную гримасу на вечную улыбку Джокера….
Горизонт озарился малиновым отсветом, застлавшим всё небо пунцово-кровавыми облаками. Земля еле-заметно шелохнулась, уши прорезало гулом, а затем, быстротечный поток воздуха несущий в своих объятиях сотни тысяч килограммов непроницаемого пыльного флёра, сбил Романа с ног, перемешиваясь с криками испуганных женщин и плачем скованных ужасом детей.
Мужчина пробудился визгом сирены скорой помощи, улавливая силуэты парочки медиков, которая вынимала людей из-под обломков рекламных вывесок и силилась помочь тем, кого ещё можно было спасти. Утонувшего в пыли страдальца, наверное, просто не заметили, ибо шипастое одеяло земли, колких веток, режущего стекла, содержимого мусорных контейнеров, останков животных, частей вычурных авто накрывало тело чуть ли не с головой, априори спасая от грянувшего в упор взрыва газового баллона, установленного на почтовом фургоне.
Оглушительный вопль устрашённой женщины словно подвёл итог: её растерзанный напарник рухнул в океан неразборчивого месива, перемешиваясь с нерасторопными жертвами рукотворной катастрофы.
Уши трудно воспринимали звуки, звеня загробным свистом, матовое полотно действительности подёргивалось осколками разбитой картинки, обмершие конечности Романа воспрянули, позволив осознать – он ещё жив. Пока.