– Разве что честно ответишь, что по поводу платья думаешь.
Он скривился, словно лимон укусил.
– Ну вот какой смысл спрашивать чье-либо мнение? Ты хоть раз не ответила, когда тебя спрашивали о чем-то, в чем ты хоть немного разбираешься? Нет, ты всегда старалась придумать и дать совет. Лишь бы неумехой не показаться.
– А-а, ну что ж ты такой зануда? – у нее аж зубы свело. – Просто посмотри и скажи, что думаешь. Изменяющий нашелся…
Вздохнув, Лейт послушно поднял глаза.
Аори сидела, поджав под себя ногу. Подол сарафана закрывал колени, не позволяя ничему испортить чистый, невинный образ. Ткань все время беспокойно шевелилась – подруга раскачивала второй ногой, то ли от скуки, то ли от избытка энергии.
Губы улыбались. Ласково и нежно, пытаясь поделиться неожиданным теплом, весной, ликованием мира. Извечная настороженность пропала куда-то, сменилась доверчивой открытостью, готовностью принять любое решение и затаенной надеждой на то, что ему, Лейту Джою, лично, понравится столь непривычный наряд.
Ресницы на мгновение скользнули вниз и снова распахнулись, вернув немного загадочный и наивный взгляд каре-желтых глаз. Они тут же улыбнулись Лейту вслед за губами.
Как мало нужно для счастья в шестнадцать лет. И как сложно его разделить, когда тебе двадцать два.
И какая разница, что там за платье?
– Ну, если перестанешь сутулиться, то сойдет.
Лейт сам себя ненавидел в ту минуту. Но любую слабость нужно выкорчевывать сразу.
Фыркнув, Аори послушно выпрямилась и, ухватившись за края окна, откинулась назад, прямо в проем. Поболтала немного ногами, словно ребенок на качели, позволяя ветру трепать волосы, и вернулась в заполненную полумраком комнату.
– Так? – наглый, хамоватый прищур.
– Да. Ты решила, с кем на фестиваль пойдешь?
– Сказала же – сама, – надула губы Аори. – Разве что ты передумаешь и отправишься со мной.
Подхватив с пола рюкзак, она достала из внутреннего кармана билет и припечатала его к подоконнику.
– Сдует, – равнодушно заметил Лейт и отвернулся. – Я уже ответил – не пойду.
– Значит, пусть сдувает, – согласилась Аори и убрала руку.
Ветер тут же подхватил разноцветный листок, швырнул в комнату, укатил в угол.
– Ну и зачем?
Она пожала плечами.
– Ты не понимаешь, да? – злость на упрямую девчонку прорвалась наружу, и Лейт резким рывком оказался рядом с ней. – Как ты себе представляешь мой визит? По полю на колесах?
– Не кричи на меня…
Она жалобно захлопала подозрительно блестящими глазами, и это взбесило Лейта еще больше.
– Смотреть в чужие спины? Какого демона ты вообще предложила? Поиздеваться не над кем больше?
– Да что с тобой? – Аори вскочила с подоконника, но обойти друга не решалась – слишком уж близко он оказался.
Сильные мужские пальцы вцепились в подлокотник кресла.
– Сказать, как ты любишь, да? Все, что было мной и моим миром, – разрушено! Но где тебе понять…
Аори неожиданно наклонилась и заглянула в колючие серые глаза.
– Да неужели? Я это прошла уже два раза. И, как видишь, жить все-таки можно.
Зрачки в темном ободке мелко дрожали, и Лейт не удержался – схватил тонкую руку и притянул подругу к себе. Обнял, физически ощутив ее изумление, и отпустил.
– Извини. Просто не надо мне такого предлагать, ладно?
– Я никогда не перестану верить, что мы сможем тебе помочь. И… Ты тоже прости, – Аори подхватила рюкзак и чуть ли не бегом двинулась к выходу. Не оборачиваясь и, кажется, затаив дыхание.
Лейт смотрел ей вслед.
Платье на фестиваль? Может, еще и каблучки?
Цок-цок, ага.
Аори с удовольствием влезла в мятые штаны из серого хлопка. Такую же рубашку, закатав длинные рукава, она накинула поверх серой футболки. Рюкзак на плечо, телефон в карман – и готово.
Пешком, конечно, с целью дать бой трезвенности. Сиэ бы понравилось.
Кроссовки беззвучно шлепали по растрескавшемуся асфальту. Аори перепутала входы, и теперь не спеша брела вдоль заросшего бурьяном поля, подставляя лицо теплым вечерним лучам и прохладному ветру. Тишину периодически разрезали звуки ударных, долетающие с далекой сцены.
В кармане лежал один билет. Аори знала, что друг не появится. И, по правде, ее это вполне устраивало. Вечер оказался на удивление чистым, добрым, и портить его чужим недовольством, замешанным на снисходительности, совершенно не хотелось.
А с измененной все было бы иначе. Они делили бы радость. И застывшее время, и лучи солнца, и одно настроение на тысячу человек. Взгляды окружающих сошлись бы на золотоволосой красавице, но Сиэ умела показать, что для нее действительно важен.