«Спасите, видите, меня преследует эта противная нищенка!» — говорила служанка, показывая пальцем на пустое место.
«Наверное, она сошла с ума, ей уже начинает казаться. Чего это ей вздумалось нас беспокоить?» — решили кухонные философы в юбках.
В одно прекрасное утро больная вооружилась ножом в уверенности, что ее преследовательница непременно явится; на самом деле призрак Ульяны в сопровождении другого призрака — негра не замедлил своим приходом, и оба они заставляли больную непременно выпить какую-то жидкость, чему, конечно, последняя сопротивлялась. Наконец она схватила свой нож и наугад ударила свою противницу — тотчас же, на глазах присутствующих, видевших блеск стали, кровь залила ее постель.
«Удар попал колдунье в ногу, пойдем посмотрим». И больная вместе с другими сейчас же отправилась к дому Ульяны, чтобы удостовериться — есть ли у последней рана.
Приходят, стучат, но им долго пришлось бы стоять, если бы не надумали сломать дверь и силой войти к старухе.
«Ну, показывай живее ногу!»
Нога оказалась раненной и несколько минут назад перевязанной. К ране приложили нож, и что же? Размеры как раз одни и те же. Удар, нанесенный призраку нищенки в доме, где столько зорких глаз его видели, отразился на ней в месте ее личного нахождения, и, что самое важное, рану видели и осязали решительно все. Бедная служанка все-таки продолжала хворать до дня ареста и осуждения Ульяны Кокс.
3. Хотя о колдунах в наши дни совершенно не слышно, но во время перенесения спиритизма из Америки в Европу на набережной Сены, в маленькой общине Сидевилль, наблюдался очень интересный факт колдовства. В свое время он наделал много шума. Изложу его со слов Ода де Мирвилля, который видел и описал его на семьдесят первой странице своего объемистого труда «Духи и их флюидические проявления», появившегося в 1853 году.
Один пастух, по имени Торель, вступился за товарища, осужденного за какое-то злодеяние, и стал угрожать священнику, предполагая в нем виновника осуждения.
У этого священника жили два мальчика, приготовлявшиеся к духовному сану. Они-то и сделались орудием мести.
Однажды на рынке пастух подошел к одному из детей, дотронулся до него, и через несколько часов начались очень странные феномены. Едва ребенок вернулся с рынка, что-то вроде вихря разразилось над домом священника. Вслед за этим стуки, похожие на удары молота, послышались во всех углах, иногда слабые, короткие и обрывистые, иногда такие сильные, что дом сотрясался и их было слышно на расстоянии двух километров. Жители Сидевилля осмотрели дом сверху донизу, стараясь разгадать причину шума; к этим странным звукам вскоре присоединились новые явления: удары сыплются, отбивая или число, или ритм арий, назначаемых присутствующими. Стекла рассыпаются, предметы двигаются, столы путешествуют по всем направлениям, стулья громоздятся один на другой, поднимаются на воздух да так и остаются. Требники, ножи и другие мелкие вещи выкидываются из окон; лопатки и щипцы уходят от камина, вдут в гостиную, а горящие уголья преследуют их по полу. Автор этого рассказа предлагает вопросы, заставляет стучать во всех углах комнаты таинственный шум, ставит ему условия, как вести разговор: один удар значит «да», два удара — «нет», известное число стуков — буквы и т. д. и т. д.
Условившись таким образом, он заставил выстукать свое имя и фамилию, имена своих детей, свои и их года, месяцы и дни рождений, название общины и т. д. Все выстукивается так верно и быстро, что он сам попросил своего таинственного собеседника отвечать медленнее, чтобы иметь возможность проверить ответы, отличавшиеся самой строгой точностью.
Другие тоже получили ответы относительно имен и лет лиц, им неизвестных, и, сверившись по записям гражданских актов, находили их точными. Эти феномены происходили часто в присутствии ребенка, и он всеща видел около себя тень незнакомого ему человека в блузе. Увидев как-то Тореля, он сообщил, что это тот самый, которого он видит около себя. Во время появления призрака мальчику один священник ясно различил что-то вроде сероватой колонны или флюидического пара; другие замечали несколько раз, что этот пар с легким свистом извивался во все стороны, потом сгущался и исчезал через щели помещения.
Однажды ребенок сказал, что видит черную руку, выходящую из камина, и вдруг закричал, что рука дала ему пощечину. Все слышали звук удара и видели покрасневшую щеку, хотя руки никто не заметил. Постоянные свидетели этих феноменов слышали, что призраки боятся острия железа, поэтому, вооружившись всевозможными остриями, с силой втыкали их всюду, где слышался шум. От действия одного такого удара вырвалось пламя, а за ним настолько густой дым, что пришлось отворить все окна, чтобы не задохнуться. Когда дым рассеялся и все немного успокоились от такой неожиданности, снова принялись повсюду колоть. Послышался стон, другой, все сильнее и сильнее, наконец положительно разобрали слово «простите».
«Хорошо, мы тебя простим, даже больше, мы всю ночь промолимся, чтобы Бог в свою очередь простил тебя, но с условием: кто бы ты ни был, явись завтра сюда сам и проси прощения у этого ребенка».
Тогда все успокоились в церковном доме, и ночь прошла в тишине и молитве. На другой день после обеда к священнику постучались. Вошел скромный и смущенный Торель, стараясь шляпой прикрыть еще свежие царапины на лице. Ребенок, как только увидел его, сейчас же закричал: «Он! Он преследует меня вторую неделю!» Священник спрашивает Тореля, где он так поранил себе лицо, но тот отказывается дать по этому поводу объяснение. Он сознается зато в своих действиях, падает на колени, просит прощения. Ему велели идти к мэру и там рассказать все перед свидетелями. В мэрии он вновь на коленях просит прощения, ползет к священнику, чтобы прикоснуться к нему. Тот его отстраняет и сам отодвигается вплоть до стены — больше двигаться уже некуда. Он предупреждает пастуха, что, если тот не остановится, он ударит его, однако пастух продолжает свое, и священник наносит ему удар. Торель вызвал его к мировому судье Эрвилля в надежде получить вознаграждение. Выслушав многочисленных свидетелей, подтвердивших истину происходившего в священническом доме, чего пастух и не отрицал, судья отклонил его ходатайство и присудил его заплатить судебные издержки. Несмотря на это, феномены продолжались в ослабленном виде до того дня, когда архиепископ из осторожности удалил детей из дома. В общем вся история продолжалась два с половиной месяца, от 26 ноября 1850 года до 15 февраля 1851 года.
IV. У теософов.Теософы обыкновенно не делают опытов, поэтому в их сочинениях встречается очень немного фактов, которые можно было бы проверить. Вполне управляя собой, они не раздваиваются, как мистически настроенные монахи, для исполнения какого-нибудь дела и не подчиняются посторонним влияниям, руководимым медиумами. Все-таки г-жа Е. Блаватская получала в присутствии многочисленных свидетелей очень странные феномены, приписываемые ею ее учителю, адепту Махатме, по ее словам, живущему очень далеко, в пустыне Тибета. В числе этих феноменов были приносы специального характера и письма, передаваемые в несколько секунд от корреспондентов, находящихся на расстоянии сотен километров.
Я опишу более простые, обыденные случаи, происходившие иногда случайно с некоторыми лицами.
В 1880 году г-жа Е. Блаватская гостила у г. Свинета, президента теософского общества в Симле. Он изложил несколько фактов, происшедших благодаря ей в его присутствии, в хорошо обработанном труде «Оккультный Мир», вышедшем сначала на английском, затем на французском языке. Из издания 1901 года этого сочинения я приведу следующие строки, описывающие «произвольные стуки»:
«Я заметил, что, раз ей этого хотелось, удары всегда получались в стол, около которого она сидела… Участие других было излишне. Даже можно было обойтись без стола, для этого употреблялись оконное стекло, стена, дверь. Одним словом, все, что могло подавать звук. Например, г-жа Е. Блаватская держала одну или обе руки на стеклянной двери, и получались чистые, отчетливые стуки. Казалось, что стучали кончиком карандаша или трещали искры, вылетающие из кондукторов электрической машины. Часто вечером мы ставили перед камином, на ковре, колпак от часов. Г-жа Е. Блаватская садилась около него так, чтобы не задеть его платьем, и клала на него руки без колец. Против нее зажигали лампу, и мы все садились прямо на ковер против нее, чтобы сквозь стекло видеть ее ладони. При таких исключительных условиях на поверхности колпака получались частые и ясные звуки. Стуки нам повиновались, где бы они ни происходили — на окне или на колпаке. Я брал первое попавшееся имя, прося, чтобы его выстукали, и при перечислении мною алфавита соответствующие буквы сопровождались стуком; назначал число ударов или же просил соблюдать известный ритм, и мое желание исполнялось. Мало того, г-жа Е. Блаватская клала одну или обе руки кому-нибудь на голову, лицо, подвергавшееся опыту, чувствовало ясно всем слышные звуки в виде искр, вылетающих из электрического аппарата.