Позднее я познакомилась с домом гораздо лучше, но я все еще помню то изумление и смятение, которое охватило меня во время первого осмотра. Там была музыкальная комната, две гостиные, маленькая и побольше, кухня, в которой был только один современный уголок – электрическая печь и холодильник. Там были спальные комнаты, кровати с четырьмя столбиками и драпировкой. Они имели названия, например Белая комната, Покои королевы Марии. Имелись также ванные комнаты, которые я была очень рада увидеть, желая узнать, как их обустраивали в такой древности. Я не знаю, почему мне хотелось узнать именно это. Ведь в доме было множество других фрагментов, подвергавшихся постоянной перестройке и модернизации. Ванные комнаты относились, должно быть, ко временам королевы Виктории. Они были оснащены каминами и мраморными ваннами. Одна из ванн была либо хорошей копией, либо подлинником римских саркофагов, украшенным рельефными херувимами и нимфами.
Когда мы закончили восхищаться ванными комнатами, было уже почти темно, и Кевин неохотно сказал, что лучше бы подождать до утра, прежде чем осматривать подземелья.
– Почему бы нам не выпить во дворике, пока готовится ужин? – предложил он.
– А что у нас будет на ужин? – спросила я.
Безукоризненный вид комнат говорил о том, что в доме находились невидимые слуги или древние рабы, которые, должно быть, выскочат из потайных дверей, запрятанных среди драпировок, чтобы приняться за мойку и чистку, как только мы уйдем. Я даже надеялась, что эти невидимые слуги уже приготовили пирог с павлиньими языками, за которым подадут грог.
– Телевизионный ужин, – сказал Кевин. – Что ты предпочитаешь, жареных цыплят или спагетти с фрикадельками?
II
Я ела спагетти с фрикадельками. Благодаря посаженным кустам самшита одна сторона внутреннего дворика оказалась замкнутой. Она примыкала к кухне. Я сидела на воздухе за столом, положив натруженные ноги на другой стул, и наблюдала через открытую дверь, как Кевин занимался трудной работой по сдиранию фольги, в которую был упакован ужин. Домашние животные были собраны и накормлены. Когда Кевин вышел ко мне, они последовали за ним. Белла ступала медленной подагрической походкой. Более молодая собака, ирландский сеттер, явно провела день среди зарослей ежевики. Далее следовали три кошки различных размеров и пород. Одна из них была смиренным полосатым котом, который явно опасался другого, длинношерстного и красивого, превосходящего его по весу по крайней мере фунтов на десять. Кевин указал на третью – крошечное создание с ушами слишком большими для его маленькой мордочки.
– Последнее мамино приобретение. Кто-то подкинул ее к воротам. Эти болваны всегда так избавляются от нежелательных животных. Видимо, они думают, что бедные существа могут сами позаботиться о себе за городом. Большинство из них, конечно, погибает ужасной смертью.
– Но не те, которые встречают твою маму, – возразила я, пытаясь приласкать котенка. Он зашипел на меня и отпрянул назад. Шерсть его поднялась дыбом.
– Плохая девочка, Петтибоун, – поругал ее Кевин.
– Я не виню ее за подозрение к людям.
– Да, действительно, она пережила тяжелые времена. Это были кожа да кости, когда Белла принесла ее.
– Белла?
Старая собака обратила на меня ленивый глаз, когда я упомянула ее кличку.
– Белла хуже мамы, – сказал Кевин. – Она всегда приносит домой бездомных. В ней есть, видимо, кровь охотничьей собаки. Она никогда не повреждает то, что приносит. У нас появились кролики, сурки, а однажды – крайне раздраженный скунс. Две недели и пара галлонов томатного сока смирили его с человеческим обществом.
Один из котов, длинношерстный серо-белый, прыгнул мне на колени. Он весил почти двадцать фунтов. Мои колени прогнулись, и кот вцепился в них когтями, чтобы не упасть.
– Это Табида, – сказал Кевин. – Охотник и сексуальный маньяк.
– Я ему нравлюсь, – сказала я, в то время как Табида терся о мою грудь, оставляя клоки серой шерсти.
– Жаль, что не могу сделать тебе комплимента, но Табида любит всех. Для него не существует дискриминации.
Табида извивался и мурлыкал, когда я щекотала его под подбородком. Одной из причин его расположения был, по-видимому, поданный ужин. Мне пришлось бороться за каждую фрикадельку.
Длинные летние сумерки сгущались. Усыпанные бойницами крыши и башни Серой Гавани острыми черными силуэтами выделялись на фоне мягкой синевы неба. Я откинулась в кресле и вздохнула.
– Это очень мирное место. Я вижу, почему оно приглянулось твоим родителям. Хотя и непрактичное.