Кевин внезапно упал в кресло. Он взял мою руку и несильно провел ногтем по ее тыльной стороне вдоль сухожилий.
– Быть может, стоит проанализировать эту ночь и повторить ее снова, чтобы убедиться, что в первый раз я все понял правильно?
– Позер.
– Беда в том... – Кевин оглянулся и понизил голос: – Я чувствую себя, как будто живу в общежитии. Как долго Роджер собирается здесь околачиваться?
– Почему бы тебе не спросить его об этом?
– Я не хочу, чтобы тетушка Би чувствовала, что к ее друзьям относятся неприветливо.
– Ты не любишь его?
– О, я не знаю. – Кевин продолжал рисовать на моей руке. – В нем что-то есть. Я думаю, что у нас несовместимые характеры.
– Я надеюсь, что так.
Кевин ухмыльнулся.
– Хочешь, поедем куда-нибудь вечером? Кино для автомобилистов, может быть, или... О, черт, я забыл. Я намеревался ехать в этот глупый театр с той глупой блондинкой.
Я постаралась, чтобы во мне не проскользнуло самодовольство, но, вероятно, безуспешно...
Кевин сказал:
– Я откажусь. Скажу ей, что у меня неприятности или что-нибудь в этом роде.
– Нельзя оставлять это на последнюю минуту. Это будет грубо. Кроме того, она, возможно, прибежит сюда с цветами и куриным супом.
– Вполне вероятно. О, дьявол, что же мне делать?
– Поезжай, конечно.
– И ты не будешь возражать?
Я колебалась только секунду.
– Конечно, я возражаю. Мне хотелось бы выцарапать ей глаза. Мне хотелось бы ее задушить ее собственными оборчатыми штанами. Мне хотелось бы...
– Этого? – его длинные жесткие пальцы согнулись за моей шеей и притянули мое лицо к его лицу.
Если бы Роджер появился тремя секундами позднее, я бы не заметила его прибытия. А так у меня было время скользнуть обратно в кресло и поднять книгу, прежде чем он вошел. Прозаическое восприятие Роджером наших с Кевином новых отношений было легче принять, чем замешательство и смущение Би, но у меня не было настроения выслушивать саркастические замечания и встречать понимающие взгляды.
– О, вот вы где, Кевин! – воскликнул Роджер. – Не будете ли вы возражать, если я взгляну на те шкафы наверху, в конце галереи? Вы можете помочь мне, если у вас нет более важных дел.
– Мы пытаемся работать, – сказала я.
– О, извините. Продолжайте. Я не буду шуметь.
Тем не менее он продолжал громыхать на верхней площадке железной лестницы. Кевин вопросительно взглянул на меня.
– Попозже? – пробормотал он.
– Попозже. – Я знала, что довлеет над ним, и это не была моя неотразимая привлекательность. Бедный мальчик, он был действительно скован прошлой ночью и смутно чувствовал, что его поведение было необычно. И он жаждал показать мне, на что способен, если находится в хорошем состоянии. Мне было немного любопытно.
Он работал добросовестно и степенно остаток утра, и было приятно чувствовать, что наши головы так же созданы друг для друга, как и тела. Сверху, там, где работал Роджер, постоянно доносился шум – серия глухих ударов и шорохов, изредка оживляемых случайными падениями и яростными проклятиями, когда он что-нибудь ронял. Затем Би позвала нас на обед, после чего Кевин предложил искупаться. Роджер сказал, что это прекрасная идея. Он поднялся наверх, чтобы переодеться, а Кевин за спиной Би послал мне серию таинственных гримас.
– А ведь это именно ты сказал, что ему полезны упражнения, – поддразнила его я.
Роджер не был в хорошей физической форме. Очень скоро он ушел, громко объявив, что у него много работы в библиотеке. Не надо говорить, что никто из нас не откликнулся на этот намек. Мы провели несколько следующих часов в одном из наиболее романтических мест, которые я когда-либо видела. Поистине оно было самым романтическим местом, в котором я когда-либо предавалась любви. (Черчилль был прав: если у вас есть что сказать, не заботьтесь о предлогах.) Это была небольшая полянка в отдаленной части имения с плакучей ивой и вишневыми деревьями, закрывающими крохотный искусственный прудик. В тени земля была покрыта толстым слоем зеленого мха, и проникающие солнечные лучи дрожали, подобно ртути. Обнаженная фигура мраморной нимфы в пруду, должно быть, изображала невинную Еву в этом маленьком раю. Тот день был самым лучшим, был апогеем. Иногда я думаю, что достижение совершенства является ошибкой. Все, что происходит после этого, ведет к спаду.
Мы возвращались в дом, взявшись за руки. Это было подобно движению от солнечного света к вечерним сумеркам. Все мелкие хлопоты и заботы повседневной жизни взгромоздились на мои плечи. Я поймала себя на мысли о том, что скажет Би. Однажды она уже мне намекнула, что не будет возражать против того, чтобы я стала ее родственницей, но она может не одобрить такого развития событий.
Мы провели в праздности больше часов, чем предполагали. Понимая друг друга без слов, мы вошли в дом через внутренний дворик, избегая кухни, где скорее всего должна была находиться Би. В библиотеке Роджер принимал Дебби. Переливающийся водопад ее золотистых волос дрогнул, когда она повернулась, чтобы поздороваться с нами.
– Бог мой! – воскликнул Кебин. – Неужели уже так поздно?
– Я пришла немного раньше, – сказала Дебби. В ее глазах была ярость, но лицо и голос ласково извинялись.
– Я буду готов через десять минут, – пообещал Кевин. – Только попью, придумаю бранные слова, которые заслужил, и сразу назад.
Он очень легко, бегом пересек комнату. Дебби следила за ним. Она явно ничего не могла поделать. Неожиданно я почувствовала к ней сострадание, но я чувствовала также и неловкость, предполагая, что со спины моя рубашка покрыта зелеными пятнами.
– Хотите что-нибудь выпить, Энн? – спросил Роджер.
– Мне надо переодеться. Рада видеть вас, Дебби. Желаю вам весело провести вечер.
Я умею быть приветливой и обходительной, даже когда нахожусь в состоянии войны.
Кевин занял ванную в нашем коридоре, поэтому я спустилась вниз и приняла ванну в римском саркофаге. Я тянула время, надеясь, что, когда я закончу, они уйдут. Мне не нравится быть садисткой.
Хотите верьте, хотите нет, я уже забыла, что было запланировано на сегодняшний вечер. Когда я увидела Би, накрывающую на стол в маленькой столовой, достающую благородный фарфор и звенящий при прикосновении хрусталь, то стала расспрашивать, почему мы не едим, как обычно, на кухне.
– Помогите мне, Энн, – попросила она, не глядя на меня. – Скоро здесь будет отец Стивен. Мы поболтаем немного позже.
Я не думаю, что последняя фраза заключала в себе упрек. Би была сосредоточенна и взволнованна. По ее просьбе я принесла серебро из ящика стола красного дерева и свернула узорчатые салфетки. Когда стол был сервирован так, как ей этого хотелось, я спросила, нужна ли моя помощь на кухне.
– Все уже готово, – сказала Би с тем же едва уловимым оттенком упрека. – Будьте ближе к дверям, чтобы сразу впустить его, как только он придет. Во дворике мы подадим коктейли.
Выходя из комнаты, я оглянулась назад. Она разворачивала сложенные мною салфетки и свертывала их по-своему.
Отец Стивен уже прибыл. Его впустил Роджер и проводил в библиотеку. Я нашла их погруженными в один из их дружеских споров. Роджер размахивал документом перед своим соперником.
– Я говорю вам, что мы пропустили несколько очень важных бумаг, – настаивал он. – Я обнаружил примечание к родословной Мандевиллей, в котором содержатся материалы, относящиеся к ранней истории дома. Этот надутый осел не использовал их, его интересовала только его собственная самодовольная и глупая семья.
– Прервемся на минуту, Роджер, – перебил его отец Стивен. – Я хочу поздороваться с Энн. Вы прекрасно выглядите нынешним вечером, моя дорогая.
Мы все еще обменивались комплиментами, когда вошла Би. Последовал новый виток обмена любезностями, затем Би повела всех нас во внутренний дворик. Белла уже была там. Она растянулась на своем обычном месте на участке, освещенном солнцем. Она обратила на нас свой заинтересованный взгляд при приближении Би с подносом с сыром.
– Как она может лежать на этом горячем солнце! – промолвила Би с видом, который говорил о ее решимости завязать вежливую беседу.