Прусский наследный принц просто пошел по пути наименьшего сопротивления. Да по-иному и быть не могло. Ведь наш юный «горделивый Нибелунг» был… трусоват. И это второй чудовищный недостаток его характера, напрямую порожденный физическим увечьем. А еще — бездарностью педагогов и «семейной близорукостью» родителей.
Его спокойный и уравновешенный отец вполне подходил на роль конституционного монарха и был склонен к либерализму. Мать, — дочь британской королевы Виктории, была вполне под стать супругу. «Ковка характера» их сына была заменена мелким баловством и учительским «орднунгом». Болезное дитя во всех игровых отношениях со сверстниками ДОЛЖНО было брать верх. Иначе, не дай Бог — крик, слезы, истерика, если того не хуже — припадочек или с ручкой что. И ни кулачком в нос исподтишка получить от какого-нить поваренка, ни сдачи дать через собственные сопли и страх. Нет! «Поворенок» всегда бывал бит. Ибо так было задумано взрослыми, а «поваренок» правильно мотивирован.
Таким вот наш мальчик Кронпринц и рос. Всегда и во всем — «победитель». И вырос. Избалованым и самовлюбленым, скрывающим от всех, и от себя в первую очередь, так и не побежденные волей детскую пугливость и робость, пряча их за бравадой, позерством, напускной самоуверенностью и даже наглостью. Увереным в своей правоте и в ПРАВЕ…
Одного лишь сочетания непомерной гордыни и затаенной трусости с лихвой хватит для умножения на ноль достоинств личности, чьим главным жизненным предназначением является властвовать и сражаться. Ибо, какой бы «конституционной» ни была Вторая Германская империя, ее кайзер был Главнокомандующим. А становым хребтом империи была Пруссия. Пруссия же — это, прежде всего воинские традиции и «прусский дух», густо замешенные на пяти столетиях кровавой истории от тевтонских магистров, «отца ландскнехтов» Максимилиана I и Старого Фрица до Блюхера и Мольтке старшего.
Этой роли надлежало соответствовать. И Вильгельм старался. Старался изо всех сил! С годами все больше входя во вкус показной воинственности, и все меньше задумываясь о важнейшей составляющей металла фельдмаршальского жезла, — об ответственности. Зато поиграть «в солдатики» он обожал. И еще больше — «в кораблики».
Отсюда все. Все эти бесконечные военные игрища с парадами, от которых скрипел зубами весь Большой генеральный штаб, и маневры, на которых Экселенц непременно должен был гениально командовать всенепременно побеждающей стороной. Все эти его собственноручно выполненные эскизы военной формы, на фоне которых грустно бледнеют гламурные изыски Юдашкина. Эти постоянные, сладострастные переодевания монарха из мундира в мундир. Этот его наивный восторг от «получения» званий адмирала английского или русского флотов. Отсюда и сотрясания воздуха горячечно-воинственной риторикой «на публику», и «составленные» им проекты супер-броненосцев и мега-крейсеров, от которых видавшие виды инженеры хватались за пузырьки с валериановой настойкой или с чем покрепче.
Отсюда и со страху начатая им Великая война…
Не мудрено, что рациональным, вдумчивым немцам, составляющим костяк бизнес-элиты, и прекрасно понимающим, что война нужна не успешному Рейху, а его безнадежно отстающим англо-французским конкурентам, постоянные алармистские антраша монарха стояли поперек горла.
Гонка вооружений в «пределах разумного»? Да, это — прекрасно. Только политически ходить по лезвию при этом — зачем!? Зачем Фатерлянду эти угрозы и кризисы, когда нужно лишь кропотливо работать над мирным проникновением в Россию и тихим аншлюсом Австрии? Кому нужно было трясти перед носом у всего мира жупелом пангерманизма кроме сбрендивших историков и обойденных по службе офицеров?
Но Его величество окончательно врос в роль «великого тевтонского воителя». Вместо дипломатической и экономической «битвы за Петербург» и тактичного, «ползучего покорения Вены», кайзер без удержу гремел, грохотал, потрясал «латным кулаком» и грозно топорща брутально подстриженные усы, лез в Китай, лобызался с турками и строил, строил свои линкоры…
Последним гвоздем в «крышку гроба» карьеры князя Бюлова, как Имперского канцлера, стала его робкая попытка отобрать у Вильгельма часть любимых больших игрушек и, договорившись с англичанами об окончании бесконтрольной гонки линейных килей, скорректировать Закон о флоте в сторону увеличения в его составе легких сил.
Но все тщетно. Политический дилетантизм, недоговороспособность и тщеславное упрямство кайзера, помноженные на затаенный хронический страх нового «Копенгагена», загнали-таки Рейх за точку невозврата. В МИДе воцарился самоуверенный авантюризм Ягова, покрываемый внешнеполитическим дилетантизмом канцлера Бетмана и всеобщим низкопоклонством перед Экселенцем. Катастрофа стала неотвратимой…