Возможно, это вид пробуждающейся природы властно поманил его взгляд. А может быть, дело было в том, что он никак не мог оторвать глаз от скрывающихся вдали крепостных валов Меца? От развевающихся над их гранитом и бетоном на высоких флагштоках огромных германских знамен, мимо которых его дрезденский курьерский прошел не более четверти часа назад…
До парижского вокзала Гёр де Л’Ес чуть больше двух сотен миль пути. А за спиной их — без малого полторы тысячи. Псков, Вильна, Варшава, Дрезден, Майнц, Страсбург. Бескрайние русские леса. Приземистая, грозная Псковская крепость на берегу только что вскрывшейся, несущей льдины, но прозрачной, словно студеное стекло, реки. Грязные проселки, деревни, телеги. Луковки невзрачных деревянных церквушек. Лапти, обмотки. Медленно оттаивающие поля…
Чистенькие, аккуратные, словно братья-близнецы похожие один на другой, немецкие городки с замощенными брусчаткой улочками, готическими кирхами и цветочными клумбами. Огороженные ровными штакетниками скотные выпасы, симметричные ряды хлевов и конюшен. Плацы и краснокирпичные приземистые корпуса казарм. Шлагбаумы, караульные будки. Станции и депо, полустанки со стрелками и разъездами…
И еще — трубы. Кирпичные, дымящие, словно их стальные морские сестры на куда-то спешащих корабельных эскадрах. Трубы заводов и фабрик. Их десятки, сотни. Маленьких и больших, высоких и не очень, рядом и вдали…
«И еще 220 миллионов человек, составляющих население обеих стран. Которые, при всеобщей мобилизации, легко смогут выставить на игровую доску Большой Мировой игры хоть двадцатимиллионную армию. Армию из лучших в мире солдат…
А если к этому войску прибавить растущую как на дрожжах мощь промышленной машины Германии и неиссякаемые запасы русских недр? — на лице сэра Чарльза Гардинга отпечаталась неподдельная горечь, — Мудрить тут нечего. Альянс России и Рейха — это без пяти минут катастрофа для Британской империи. Хвала Всевышнему, что хоть эти-то пять минут у нас пока остаются. Значит, у цивилизованного мира сохраняется реальный шанс выстоять перед очередным и, очевидно, уже неизбежным натиском варварства.
И шанс этот — в соединении военных и экономических усилий Великой империи и обеих Великих республик. Париж свою приверженность идеалам Сердечного согласия уже не раз подтвердил делами. Теперь настало время вступать американцам. Иначе…
Иначе — горе французам! Ибо если не увенчается успехом личная дипломатия короля Эдуарда, Император Николай заартачится и не пожелает поддержать идею тройственной Антанты, нам, скорее всего, останется только рецепт от Первого лорда Адмиралтейства адмирала Фишера: превентивная морская война на уничтожение русского, германского и австро-венгерского флотов, с последующей отчаянной гонкой наперегонки со временем.
Об окончательных результатах ее сегодня можно только гадать. Но то, что одним из первых будет неизбежный разгром и падение Франции, уже очевидно.
Парижане не хуже нас это понимают, отсюда, наверняка, и переговоры, начинающиеся после истерической „просьбы“ Делькассе. И чтобы галльский задор не сменился паникой и предательством, нам необходимо поддержать в них твердую уверенность в том, что как Кабинет, так и Букингемский дворец, подобный ход событий даже не рассматривают.
Ну, что ж. Все, что может зависеть лично от меня, я сделаю. Мистер Тафт[3] с его спутником должны были приехать в Париж позавчера. И поскольку не маркиз Ленсдаун или Премьер-министр, а сам Лорд Эшер настоял на моем непременном присутствии на переговорах, получается, что не только Кабинету, но и Королю для принятия решений необходима свежая информация о набеге кайзера с его камарильей на русскую столицу и охмелевшего от победы над незадачливыми самураями царька. Причем информация из первых рук.
Если интуиция не обманывает, а такое случается крайне редко, то сейчас мы стоим перед одним из решающих вызовов в истории Англии и англо-саксонской цивилизации. Мир действительно балансирует на тонкой грани всеобщей войны. И тот выбор, который в самые ближайшие дни должен быть нами сделан, несет на себе печать беспрецедентной ответственности. Готовы ли мы, британцы, к ней? Готовы ли наши союзники?»
Живописные парижские пригороды неторопливо проплывали за оконным стеклом, когда внезапный стук в дверь купе, прервал его невеселые раздумья. На пороге возник учтивый молодой человек в форме проводника экспресса. «Прошу прощения, мсье, но для Вас есть корреспонденция». И моментально удалился, ничем не ответив на вопрошающий взгляд Гардинга…
3
Уильям Говард Тафт родился в Цинциннати, штат Огайо, 15-го сентября 1857-го года. Его отцом был А. Тафт, член Верховного суда штата, впоследствии военный министр, генеральный прокурор САСШ, а в завершении карьеры — посол в АВИ и России. По стопам отца в сфере юстиции и политики пошел и сын.
В 1878-м году он окончил Йельский колледж, в 1880-м — юридическую школу в своем родном городе, и после ее окончания, следуя по стопам отца, проявил интерес к политической деятельности. Уже в молодые годы он слыл отличным оратором, оказанные им республиканской партии услуги привели к его назначению помощником прокурора округа Гамильтон. В 1882-м году Тафт был назначен сборщиком налогов в Цинциннати, но будучи человеком принципов, подал в отставку с этого поста после того, как отказался уволить нескольких способных служащих.
В 1890-92 г.г. он — генеральный солиситор США (высшее должностное лицо министерства юстиции, представляющее интересы государства в судебных процессах), затем федеральный окружной судья в Огайо. В эти годы Тафт сдружился с будущим президентом САСШ Теодором Рузвельтом, что и предопределило будущий взлет его карьеры. В нашей истории он стал следующим после Т. Рузвельта президентом САСШ и крестным отцом т. н. «дипломатии доллара». Ему же принадлежит известная фраза: «Недалёк тот день, когда три знамени Звёзд и Полос будут отмечать расширение нашей территории в трёх равноотстоящих точках: одна у Северного полюса, другая у Панамского канала, третья у Южного полюса».
В сентябре 1900-го года во главе специальной комиссии («комиссия Тафта») он был направлен на Филиппины с целью наладить управление захваченными в ходе испано-американской войны островами, и в июле 1901-го года стал первым гражданским губернатором архипелага.
С весны 1904-го года Тафт — военный министр в администрации Т. Рузвельта и ближайший советник президента. Именно ему, корректному и сдержанному администратору, превосходному аналитику и организатору, «Неугомонный Тэдди» доверил подготовку к возможной войне против России, Франции и Германии, на стороне Японии и Англии. Вступив на империалистический путь, Штаты оставаться в стороне от кардинального передела сфер влияния в Юго-восточной Азии не собирались…
В декабре 1904-го года Тафт подписал серию соглашений об основах взаимоотношений между зоной Панамского канала и Республикой Панама, подготавливая логистическое и военное обеспечение будущей американской экспансии в Тихоокеанском регионе.