Другое дело, что мы должны будем всесторонне обсудить проблему и, в идеале, прийти к трехстороннему джентльменскому соглашению на случай угрозы любого германо-российского союзного выступления в Европе. Переводить же тему в глобальную плоскость мне не хотелось бы. Так как янки непременно начнут увязывать свое участие в деле со «свободными дверями».
Если бы с нашей, европейской стороны выступали только мы с Вами, Премьер-министр и лорд Эшер, пожалуй, я мог бы не слишком волноваться за исход всего дела. А сейчас, я откровенно опасаюсь, как бы галльская горячность не спутала нам карты.
— Но президент у французов — вполне адекватен и сдержан, насколько я знаю.
— Я опасаюсь темперамента мсье Делькассе[5], а также изрядно расшатанных нервов Вашего французского коллеги по дипкорпусу в Петербурге. Ведь кроме всего прочего он настрочил в свой МИД панический меморандум о грядущей российской экспансии в Индокитай, в связи с явно наметившимся курсом Петербурга на дружбу с Сиамом. Мсье Теофиль любезно дал мне ознакомиться с этим документом.
И тут как раз вырисовывается главная задача для Вас, друг мой: пользуясь правом владения самой свежей информацией из русской столицы, горячие галльские головы вовремя и тактично остужать.
— Я понимаю это, маркиз.
— Не сомневаюсь, что с Вашими талантами, Чарльз, Вы вполне преуспеете в этом тонком деле…
— Что же по поводу Индокитая и прочих пустых разговоров о грядущей российской экспансии, то мое мнение остается неизменным: сегодня в Петербурге никто ни на что подобное замахиваться не станет. Страна изрядно поиздержалась на войне с японцами. А уж говорить еще и о подготовке русских к военному столкновению с Францией — это действительно плод больного воображения. На задуманные и уже объявленные царем реформы нужны десятилетия мира и огромные деньги. Так что в этом плане Столыпин — абсолютный реалист.
Вы ведь знаете состав их нового Кабинета?
— Конечно.
— В нем примечательно полное отсутствие «ястребов». Ни Сахаров, ни Дубасов, не являются ярыми алармистами. Все же остальные портфели розданы людям, готовым все силы положить на реформы — то есть, на внутригосударственные вопросы. Таким образом, по моему разумению, сейчас русский медведь желает одного: чтобы его в берлоге не беспокоили. И даже неизбежные вопросы по проливам и Персии не будут ставиться русскими с видами на перспективы географических приращений…
В том же, что царь с распростертыми объятиями принял в своей столице кузена с его рурскими и гамбургскими воротилами, я лично не вижу признаков роста агрессивности. В отличие от французов, германцы оказались готовыми на более выгодные для Петербурга условия промышленных инвестиций и кооперации. В этом все дело.
Вдобавок, свой и так громадный парижский долг Николай критически увеличивать не желает. Он воспринимается им как удавка. И позволять галлам решительно влиять на его политику с помощью этого рычага он, судя по всему, больше не намерен. Отставка фон Витте, в этом плане, — жест показательный… Кстати, еще раз об аналогиях. В отличие от печального конца Фуке, бывший русский суперинтендант получил «за труды» не камеру и железную маску, а почти полмиллиона наличностью.
— Еще не вечер, мой дорогой, — Ленсдаун скептически улыбнулся, — Я знаю, что Ваш хороший приятель страшно возмущен такой царской неблагодарностью. Но стоит ли ему по-детски горячиться? Вспоминая эпизод трехмесячной давности, с походом рабочих столицы на Зимний дворец, могу предположить, что это печальное фиаско еще получит свое продолжение…
— Будем надеяться на лучшее, милорд. Хотя воссоздание царем Секретного приказа и наводит на серьезные размышления. Как тонко подметил в одной из бесед дядя Николая, генерал-адмирал: «Мальчик вырос, теперь всем нам предстоит считаться с этим».
— А кто-то в сферах наивно полагал, что он вечно станет бегать к ним за советом?
Что касается отъема у ведомства фон Плеве функций политической полиции, то мне лично представляется, что дело в первую очередь в том, что Николай не хочет, едва избавившись от одного министра с почти диктаторскими полномочиями, менять его на другого такого же честолюбца.
А господин Зубатов, в свое время изгнанный Плеве с позором со службы, как раз и станет очень серьезным противовесом для амбиций своего бывшего начальника. Кроме того, его опыт создания в Москве тред-юнионов, похоже, будет царем в ближайшее время использован в сфере реформы трудовых отношений.
5
Теофиль Делькассе родился в городе Памье 1-го марта 1852-го года в семье мелкого рантье. Талантливый журналист, политик и дипломат. Империалист, реваншист «до буланжизма», германофоб.
Окончив в 1874-ом году университет Тулузы, работал журналистом-международником. В 1889-ом году избран в Парламент и через год привлек широкое общественное внимание программной речью, в которой доказывал, что военный союз с Россией жизненно необходим Франции для решения ее главной внешнеполитической задачи — противостояния Тройственному союзу и последующего возвращения Эльзаса с Лотарингией. В 1894-96-м годах он возглавлял министерство колоний, активно проводя политику территориальных захватов (главным образом в Африке).
В 1898-м году получил портфель министра иностранных дел. В том же году, убедившись, что Россия не намерена воевать с Англией из-за франко-британской колониальной стычки в глубине Африканского материка, урегулировал острый Фашодский кризис, после чего стал сторонником сближения Франции с Великобританией. Являлся одним из инициаторов заключения договора Сердечного согласия в апреле 1904-го года, таким образом, отплатив той же монетой Петербургу, основательно увязшему на тот момент в войне с союзной англичанам Японией.
Считая Германию главным противником Франции, добиваясь её полной изоляции и будучи виртуозом тайной дипломатии, Делькассе заключил секретные франко-итальянские соглашения 1900-го и 1902-го г.г., противоречащие для итальянцев духу и букве Тройственного союза.
В нашей истории непримиримость его антигерманской позиции во время Первого марокканского кризиса вызвала резкую критику деятельности МИДа со стороны оппозиции и президента ФР, что стало причиной его отставки. В 1911-13 г.г. морской министр. В 1912-м инициировал заключение военно-морской конвенции с Россией, в феврале 1913-го — марте 1914-го посол в России.
Среди французских «архитекторов» мировой бойни и вовлечения в нее России, Теофилю Делькассе принадлежит не менее значимое место, чем печально знаменитому Раймону Пуанкаре.