Не скрою, Михаэль, Вы меня заинтересовали с самой первой встречи у Готланда. Поначалу я счел Вас очередной никчемной игрушкой моего излишне увлекающегося кузена. Но позже, обдумав те несколько фраз, которыми вы невзначай обменялись с Государем, равно как и то, что во время той встречи он сам меня многим удивил, я оценил Вас иначе. Те Ваши замечания о моторах Ховальда и Кёртинга, а также настойчивость в вопросе доработки Круппом «Форели», заставили меня серьезно призадуматься. Ведь, в конце концов, до Вашего появления в Царском Селе, главным-то советчиком у Николая Александровича в военно-морских вопросах был кто? Не знаете?
Это был… — Я!
И я, между прочим, достаточно ревнив и проницателен, чтобы понять, что между царем и мною появился кто-то третий… — Вильгельм ехидно прищурился, оценивающе оглядев Вадика с ног до головы, и елейным голоском добавил, — С соперниками же я разбираюсь просто. А Вы не хотите ли узнать — как именно? — напустив на себя грозно-оскорбленный вид, Вильгельм энергично погрозил Банщикову пальцем.
— Боже упаси, Ваше величество…
— Ну, хорошо. Будем считать, что Его и меня Вы уговорили, любезный. Пока… — внезапно раскатисто расхохотался Экселенц, — Что? Страшно стало? Вот то-то же.
А по поводу качества и количества реформаторской активности у моего обожаемого кузена… Мне, для того, чтобы с вниманием относиться к Вашему мнению, достаточно, что Вы, мой дорогой Михель, «всего лишь» все эти новшества поняли, приняли, и со всем этим согласились. Вы прошли определенную «рудневскую школу», научившись смотреть на флотские и кораблестроительные вопросы под несколько… э-э-э… неожиданным для многих углом зрения. Разве не так, мой дорогой?
— Ну, в некотором смысле, пожалуй, возможно, Вы и правы, Ваше величество… — расплывчато попытался отползти от скользкой темки Вадик, убедившись в том, что его августейший собеседник ни на йоту не поверил в их с Василием красивую сказочку. Увы, теперь ему оставалось лишь тупо стоять на своем. В памяти невольно всплыли пикантные подробности памятной первой встречи с адмиралом Макаровым на Транссибе. Только вот уровни ответственности и возможных последствий сейчас были несколько иными…
— «В некотором смысле, пожалуй!» Не прибедняйтесь, юноша! — Вильгельм стрельнул в Вадима колючим, холодным взглядом, — Или Вы думаете, что Император не имеет права рассчитывать на откровенность человека, которого он пожелал приблизить к себе? Тем более, насколько я знаю, и не только от Гинце, Вы, мой любезный Михаэль, являетесь убежденным сторонником русско-германского альянса. Как и Ваш командир и адмирал, кстати. Разве не так?
— Вот в этом Вы совершенно правы, Ваше…
— Я — ВСЕГДА прав! Таков мой крест. И долг перед Господом и народом… — прервав Вадима, Вильгельм взял краткую паузу, вздохнул, и театрально закатив глаза, подытожил — Так что не вздумайте упорствовать. Раньше Варшавы я Вас не отпущу, и не надейтесь. А если уж хотите совсем откровенно…
Экселенц задумчиво засмотрелся куда-то вдаль, где за стеклом вагонного окна, подсвечивая бегущую мимо стену густого хвойного леса, сквозь легкие облака и дымку пробивалось весеннее солнце, после чего с грустью в голосе продолжил:
— С некоторых пор я безумно завидую Вашему государю, Михель. И не потому вовсе, что он так блистательно победил мерзких япошек, и накрутил тем самым ухо старому интригану — Джонни Буллю. Просто эта война вознесла на достойные их места стольких храбрых и талантливых офицеров, отсеяла стольких никчемных, выслуживавшихся выскочек и посредственностей…
Мне даже за двадцать лет безупречной мирной селекции не сделать подобного на моем флоте! Только война, только настоящая, бескомпромиссная, смертельная схватка с сильным и коварным врагом, отделяет зерна от плевел, а сталь от шлака и шихты. И чем дольше длится мир, тем больше неприятных сюрпризов стоит ждать от разучившихся и расхотевших воевать генералов и адмиралов. Тем труднее пробиваться наверх, сквозь стену Куропаткиных и Старков, подлинным талантам. А ведь они есть, их нужно лишь найти! Увы, война для этого — единственный эффективный механизм.
Возьмите вот, хоть ваш пример. Ваш «Варяг»! Один бой выдвигает сразу несколько выдающихся людей! Руднев, Балк… Вы, Михаэль. Да — я вполне откровенно так говорю на Ваш счет. Только не возгордитесь, ради Бога. Ибо, молоды еще для этого смертного греха. Вы действительно способны очень далеко пойти, молодой человек…
Поверьте, германский Император умеет разбираться в людях. И далеко не каждого желает видеть в числе своих друзей…