Теперь же, получается, и учителя для курсов трудармейского ликбеза появятся, да и надлежащий присмотр за широким слоем студенчества по нашему ведомству обеспечен будет. Так что не по трем зайцам выстрел, а по пяти. И все — убойные. Вот какой у нас занятный пасьянс складывается. Вернее, почти сложился. Дело осталось за малым…
— Да? А если не соглашусь?
— Согласишься.
— А ежели нет?
— Кадровые решения — твои. Никого тебе навязывать не будем.
— Ну, а…
— Согласишься. Масштаб — как раз по твоему плечу.
— Вот только не надо на меня смотреть глазом своим прокурорским, будто я между каторгой и эшафотом должен выбирать. Но… раз воля Государя, — так тому и быть.
«Трудовая армия», говорите? Только раз армия, значит порядок и дисциплина…
Кстати. Остается еще вопросец: с Сергеем Александровичем проблем не возникнет? Не могу допустить, чтобы он счел мое согласие на столь ответственное назначение без его ведома поступком, с моей стороны бесчестным. Мы связаны с ним не только служебными, но и человеческими отношениями, о чем вы все прекрасно знаете.
— Название не мы выдумали, — добродушно ухмыльнулся Курлов, — Нынче за полетом творческой мысли Его величества не угнаться. А за Великого князя не беспокойся, ничего ему не угрожает. Наш Государь слишком дорожит дружбой с ним, причем вне связи с родством жен. Я надеюсь, что вскорости сия досадная размолвка будет предана забвению. Между прочим, сам германский кайзер вызвался их помирить.
Но ежели ты сочтешь нужным, можешь написать Сергею Александровичу. С нашим курьером получит письмо через два дня. Однако, одному лишь Господу Богу известно, когда он ответит. Вот только у тебя, мой дорогой, и полусуток нет. Завтра, а точнее, уже сегодня к обеду, нас ожидают в Царском. Такие дела.
Кстати, если ты думаешь, что как только про создание Трудармии будет официально объявлено, все сразу кинутся перемывать косточки твоей персоне, — не волнуйся. Скоро такой гром на всю Россию раздастся, что дела до тебя никаким газетчикам не будет. Жаль, не имею права рассказать, о чем речь, но через недельку ты и сам все узнаешь…
Мы тебя в курс дела ввели? Ввели. Масштаб предстоящего подвига и мера личной ответственности перед Россией, не сочти за излишний пафос, тебе понятны. Ответ же свой ты дашь Его величеству. Не нам и не Великому князю. Которому самому, более чем кому бы то ни было, между прочим, пристало первым поддержать великий почин государев. Вместо того, чтобы играться в нелепые обиды.
На сей мажорной ноте давайте завершать прения сторон, господа. Любезный Сергей Васильевич, так что Вы тут обмолвились давеча, по поводу Шустовского?
Первая ночь июня намекнула на то, что лето в этом году обещает быть жарким, не только Трепову с Джунковским. Не меньший градус душевного накала задала она и небезызвестному «доктору Вадику». А заодно с ним Балку, Петровичу, Великой княгине Ольге Александровне и даже самому «Хозяину земли Русской» с августейшей супругой.
Так исторически сложилось, что именно в тот момент, когда будущий командующий Трудармией в Питере вспоминал про то, что «наши жены — пушки заряжены», в Царском селе Вадим внезапно осознал, что по милости обожаемой «без пяти минут» благоверной, его будут бить. Возможно, ногами. Возможно, в присутствии Императора.
Будут бить по его собственной мальчишеской глупости. А точнее, — по морде лица, мужескому достоинству и разному всему прочему. Которое тоже жалко. Ибо намерен лупить его любимого не абы кто, а сам великий профессионал и признанный авторитет по части жесткого физического воздействия на заслуживавшие это человеческие организмы.
Увы, Вадик сие воздействие заслужил. Однозначно. И сам понимал, что за дело…
Не знаю, кому сие было больше угодно, Отцу Создателю или матушке природе, но в женской физиологии присутствует такое понятие, как «критические дни». И, как правило, чем прекрасная дама моложе, и чем меньше она произвела на свет детишек, тем больше неприятностей, физических и моральных, месячные ей доставляют. Увы, ничего с этим не поделаешь, мир не совершенен.