Однако, в череде этих угнетающих и нервирующих четырех-семи дней есть один, ну, совершенно особенный. Благодаря ему возникло неформализованное медико-социальное понятие «Эффект второго дня». Суть которого в том, что на вторые сутки месячных у женщины боль и связанная с ней нервная нагрузка достигают пиковых величин. И в этот день любой объект ее общения рискует запросто нарваться на неприятности. Мелкие или серьезные, это уже смотря по конкретике. К тому же некоторые особы в такой момент активно выискивают жертву сами. Примерно так, как самонаводящиеяся торпеды мчат на магнитное поле или шум винтов корабля. Только при этом на лбу у них не написано «Не влезай, убьет!», «Ну всё, мужик, ты попал!» Или, на самый крайний случай, «Спасайся кто может!», для особо непонятливых…
А ведь утром еще Вадиму казалось, что ничего не предвещало проблем. Наоборот: царственная чета впервые пригласила его с Ольгой на завтрак в узком семейном кругу. Кроме Государя с супругой и их дочерей к столу была звана лишь фрейлина Гаршина, она же медичка и сиделка при Наследнике, она же невеста Василия Балка, а также его, Вадика, протеже при Дворе. Умница и красавица, благодаря чьим стараниям Цесаревич Алексей за полчаса до трапезы безмятежно засопел в объятиях Морфея.
Малыш временами был неспокойным на первом году жизни, поэтому хронический недосып преследовал как саму Александру Федоровну, так и Верочку со всем остальным врачебным окружением. Почему — понятно. Не сразу ведь догадаешься, по какому поводу ревет младенец: то ли время подошло поменять пеленку, то ли грудь ему пора давать, то ли, упаси Господи, ребенок почувствовал боль от внезапной гематомы.
В полном соответствии с восторженными ожиданиями Вадика и хладнокровным расчетом Василия, совместные всенощные бдения быстро сблизили Александру с Верой. Невеста Балка оказалась не только профессиональной медсестрой с военной «закалкой», но и приветливой, чуткой молодой женщиной с тонким вкусом, а также остроумной собеседницей. Кроме того, прекрасно разбирающейся в литературе, как в русской, так и в зарубежной. Что не удивительно, ибо для Гаршиных сие — дело семейное.
Вдобавок, она хорошо ориентировалась в политических раскладах, как в России, так и в международных отношениях. Но Государыню это не смутило: не зря сказано «с кем поведешься, от того и наберешься». А кто таков и откуда Василий Балк, она представляла очень хорошо. Причем, в отношении «откуда», представляла намного лучше, чем сама его возлюбленная…
Постепенно раскрывая личные качества новой фрейлины, Александра Федоровна сделала для себя ряд приятных открытий. Во-первых, Верочка была начисто лишена часто встречающейся в представительницах прекрасного пола женской любопытности. Почему? А кто знает? Такой вот индивидуальный «дефект конструкции».
Во-вторых, с самого первого дня их общения, она или очень умело скрывала свои чувства, или же на самом деле абсолютно не испытывала ни страха, ни неловкости, как по отношению к царю с царицей, так и перед всем их окружением. В чем причина? Может быть люди, побывавшие на войне, на многое начинают смотреть по-своему, иначе, чем те, кого ее огненное дыхание не опалило?
Резонно. Но в данном конкретном случае не совсем так. Нет смысла лукавить: были и робость, и страх, почти до ступора. Только Государь мгновенно растопил их своим теплым взглядом. Еще в самую первую их встречу, когда на заснеженной станции под Тверью Василий едва ли не силой впихнул перепуганную Верочку в вагон царского поезда, дабы представить пред очи самодержца свою суженную…
В-третьих, она не была болтушкой. И не удивляет, что уже к концу первого месяца пребывания Гаршиной при Особе Его императорского высочества Государя Наследника Цесаревича, Александра искренне привязалась к ней, начав поверять самые сокровенные медицинские тайны, о которых даже Вадим имел смутное представление. А таковых у царицы было не мало, и за каждой скрывалась мучительная боль. Физическая и душевная.
Сказывались последствия глубоких порезов ног и травмы позвоночника, полученых в юности, в Дармштадте, когда принцесса Алиса умудрилась провалиться сквозь крышу остекленной теплицы во время игры с сестрами. Жестоко мучали ее и приобретенные в зрелом возрасте мигрени и отеки ног, — следствие пяти беременностей и выкидыша.
Бонусом к такому «букету» прилагались явные симптомы неврастении. Что вполне объяснимо: шипение исподтишка про то, что «неудачную и неспособную дать державе наследника царицу пора отправить в монастырь», раздавалось за троном с появления на свет их с Николаем третьей дочери. И до кучи, — стойкая неприязнь тещи, ненависть тетки Михени со всем ее семейством, гемофилия у сына — ужасный удар, а теперь еще и почти полный разрыв с любимой сестрой и ее мужем, Сергеем Александровичем.