Это был именно тот исторический персонаж, на которого в свое время был навешен ярлык главного виновника первой мировой бойни, и который многими воспринимался как харизматический злодей планетарного масштаба. Но Вадик, уверенный в том, что нашу историю пишут победители, причем пишут, зачастую, без стыда и зазрения совести изощряясь в очернении проигравшей стороны и в наведении лоска на собственные изрядно запачканные мундиры, смотрел на эту историческую фигуру с особым интересом и желанием разобраться в вопросе: Кем же Вы были на самом деле, герр Экселенц?..
Знать бы тогда Вадиму наперед, что скоро ему представится возможность задать этот вопрос предмету своего интереса лично, глядишь и успел бы целенаправленно прочесть и осмыслить все, до чего, из понаписанного о кайзере и про кайзера, он смог бы дотянуться. Но, — не судьба. Однако и тех нескольких книжек, что Вадим мимоходом «проглотил», ему вполне хватило для того, чтобы составить для себя его психологический портрет.
Причем, созданный Вадиком образ во многом отличался от того клише, к которому склоняли читателя маститые историки, публицисты и пропагандисты за почти что сотню лет скурпулезного изучения опыта и итогов правления этого, безусловно, выдающегося монарха и неординарного человека.
Итак, как сказал бы Юлиан Семенов: «Информация к размышлению: Вильгельм»…
Как можно представить себе цельной личностью человека, которого Господь щедро наделил выдающимися положительными качествами, а Сатана — столь же выдающимися отрицательными? Причем, вот именно так — обильными, широкими мазками, почти без полутонов. Только черное и белое. Тем паче, если этот человек волею судеб вознесен на вершину политического Олимпа одной из великих Держав?
Наверное, для начала неплохо вспомнить об «аналогах». А история человечества таковых знавала. Александр Македонский, Ричард I Львиное Сердце, Иван Грозный, Наполеон Бонапарт… Занятная компания подбирается, не так ли?
В его жилах текла кровь Великих Фридриха и Екатерины, кровь королевы Виктории и Марии Стюарт. Он обладал прекрасной памятью и живым, острым, склонным к анализу, умом. Будучи протестантом лютеранином, он был чужд любым проявлениям истовой религиозности или нетерпимости в вопросах вероисповедания. Его патриотизм стал притчей воезыцах, а трепетная, пламенная гордость за трудовые, научные и культурные достижения германской нации — ни на йоту не была наигранной.
Его истовая, почти средневековая щепетильность в вопросах личной рыцарской чести монарха была поразительной, тем паче, если вспомнить о том, в какую «веселую» эпоху он жил. Он считал правильным говорить то, что думает, то есть — правду. Точнее — ЕГО правду. Он слыл прекрасным семьянином, почитающим традиционные ценности, рачительным хозяином в собственном доме и щедрым, просвященным государем во главе своей Державы. Причем при всем своем показном монархизме, он провел ряд вполне либеральных реформ, уживаясь и с Конституцией, и с социал-демократами в Рейхстаге. В сфере же внешней политики, он «никого не хотел стеснять».
Казалось бы, кого еще лучше могла пожелать себе во властители юная, динамично развивающаяся Империя? Тем паче, что горячо любимому Фатерлянду он решительно и громогласно, с гордо открытым забралом, требовал «места под Солнцем!»
Только вот с этим, в уже поделенном колониальном мире, был большой напряг, как говорится: всяк сверчок, знай свой шесток. А размеры этого шестка весьма наглядно демонстрировал глобус. И это была форменная пытка. Для всей его пылкой, метущейся натуры, для жаждущей славы души, для всего его существа. Пытка, растянутая на годы и десятилетия. Его бесила, доводила до исступления и нервных припадков сия черная, вопиющая несправедливость Мира по отношению к ЕГО Германии, к немцам и к НЕМУ! И как же страстно он желал эту несправедливость разрушить!