Боится, что Лия начнет спорить, – но она, как всегда, само понимание.
– Какой?
– Какой тебе больше нравится.
Выбирает она придирчиво, словно не хочет нарушать композицию – хотя какая тут композиция, одно только название; тянет осколок – так медленно, что Вик раздраженно выдыхает:
– Резче! – И давит вой.
Кто же знал, что края у осколка могут быть зазубренными? Разве зеркала разбиваются вот так?..
Осколок растворяется прямо у Вика на глазах – в которых, правда, пляшут черные точки. Но на помутнение это не списать – Лия тоже видит, Лия кивает: да, он исчез. И пожимает плечами, будто говоря: «Ты ведь не ждал, что они – воображаемые, призрачные, метафорические – станут реальными?»
«Значит, это действительно прошлое, – думает Вик. – Мир меняется – надо меняться с ним». И, поднявшись со скамейки, берет Лию за руку: идем, пора дальше гулять – и дальше вытаскивать осколки, тем более что это дается проще и проще, как ни противно признавать.
Можешь дрожать и бегать сколько влезет, но время вспять не повернешь, и потому с каждым шагом вперед будет легче.
Значит, следующий осколок Вик постарается вытащить как можно скорее.
Пока они гуляют по району, в просветах между домами то и дело мелькает очередной мост: пускай не приближаются к набережной, но будто все-таки по ней идут, постепенно удаляясь от центра. Мокрые листья не липнут к ботинкам – валяются кучей на газоне; как-то даже жалко их: никаких надежд на путешествие хотя бы в рамках города. Впрочем, не так уж приятно на чужих подошвах путешествовать, сам бы согласился, а?
Пушистые фонари отгоняют густую темноту, и Вик решает им помочь: переборов отвращение, прикусывает кончик сигареты и щелкает зажигалкой. Теперь в руке у него – маленький огонек, а в груди, помимо осколков, – сухой дым. Мокрые джинсы, конечно, не высушит, уж скорее глотку раздерет хлеще недавнего воя, но разве не плевать?
В конце концов, сейчас Вик чувствует себя живым – живее, чем в кофейне, чем на мосту, чем под деревьями в сквере. А значит…
Снова поймав Лию за руку: «Ты нужна мне как никогда», Вик зажимает сигарету в зубах, расстегивает пальто и брезгливо вытаскивает из груди очередной осколок.
В виски будто вгоняют гвозди. Наверное, к дождю – сколько раз он вернется сегодня?
Осколки, конечно, ненастоящие – может ли быть настоящей такая эфемерная вещь, как представление о себе, как прошлое, как душа?.. Раны – тоже, как бы ни зудели. Значит, самая обычная водолазка, купленная в самом обычном магазине (это вам не пошитое на заказ хтоническое пальто!), не должна пропитываться кровью.
Но вот же, пропитывается, что там себе ни тверди.
Вик проводит ладонью по мокрому животу и задумчиво слизывает липкий красный след. Кажется, рубцы оказались не такими уж рубцами – лишь тонким слоем свернувшейся крови – и теперь, потревоженные резким ли жестом, глубоким ли вдохом, раскрылись. Хоть покупай в ближайшем магазине суровые нитки да иголку и сам себя штопай: к врачу ведь с таким не пойдешь.
– Давай я посмотрю? – Лия – коктейль из растерянности и решительности. Покупки отменяются: иголка и нитки непременно найдутся в ее рюкзаке.
– Не надо, – отмахивается Вик, отправляя в урну истерзанный зубами окурок. – Я же не умираю.
– И ты будешь просто ходить и…
– Истекать кровью. Да.
Взгляд у Лии острее ножа – но ему, пронзенному осколками, бояться нечего.
Запрокинув голову, Вик разглядывает черное небо с редкими, едва заметными в городе крапинками звезд, вдыхает обжигающе ледяной воздух и тихо смеется – а может, кашляет на холоде.
Еще пару часов назад хотелось забиться в угол от страха; еще недавно от внутренней тревоги вздрагивали руки. А теперь – все равно.
– Знаешь, я подумал… – Вик полусогнутым пальцем гладит Лию по щеке. – Если я закурю, будет ли дым струиться из дырок в моей груди?
Она ничем не выдает жути, вскинувшейся внутри колючей волной, – пожимает плечами и улыбается почти не натянуто:
– Почему бы не попробовать?
«В том числе за это я так ее люблю», – думает Вик. И вытаскивает сигареты.
Дым не струится сквозь водолазку, как жадно ни затягивайся. Впрочем, и кровь не течет; так что, может, раны снова покрылись тонкой корочкой – как покрываются лужи после морозных ночей. Какой уж тут дым.
Лия, убедившись, что эксперимент закончился неудачей, расслабляется: не стискивает пальцы, а легонько поглаживает, дышит спокойно, размеренно; даже какое-то время пинает мелкий камешек, пока он не улетает на проезжую часть.