— Правда? — сухо переспросил Алан. — Кора Оукли была очень богатой. У мужа ничего не было, кроме усадьбы, обремененной долгами.
— Значит, она любила его.
Алан видел, как Мередит раскраснелась, как старается не смотреть ему прямо в глаза. Ее что-то тревожит. Между ними что-то не так. Господи боже мой, только не это! Только чтобы не повторилась история с Рейчел! Как они были счастливы после женитьбы… Следовало догадаться, что долго так продолжаться не может. Рейчел ненавидела его профессию. Не хотела быть женой копа. Всегда считала это временным помешательством, от которого можно оправиться, найти себе хорошее место, которое ей больше понравится. С бесконечными корпоративными вечеринками и поездками, светскими обедами и ужинами в парадных нарядах.
Мередит отреагировала на молчание. Подняла голову, устремила на него большие ореховые глаза. Тушь размазалась, и поэтому Алана захлестнули эмоции, сильные до боли. Это и есть любовь, думал он. Неудивительно, что многие боятся ее. Она тоже боится. А он что — тот самый дурак, которому закон не писан?
И спросил жестче, чем собирался:
— Разве дело в любви? Знал я мужчин и женщин, которые убивали из-за любви, а не из-за денег и ненависти.
Мередит поразил его тон. Настала очередная неловкая пауза.
Алан сгорбился:
— В любом случае для обвинения в убийстве необходим не только мотив. Я видел очень многих людей с основательными мотивами и возможностями, иногда уже уличенных в насилии. И ничуть не сомневался, что это убийцы. Они знали, что я не сомневаюсь. Но смотрели в глаза, утверждали, что не убивали, и я ничего не мог доказать. Я ничего не мог доказать, и никто не может доказать, что Уильям Оукли убил свою жену. Конечно, мог убить. Но надо доказать, что убил. Это совсем другое дело.
Он задумался, погрузившись в прошлое.
— Каждый полицейский ненавидит такие дела. Некоторые одержимо продолжают следствие. Год за годом надеются, что всплывут доказательства или кто-нибудь проговорится, преисполнившись самоуверенности, потеряв бдительность. Иногда такое случается — мы уличаем преступника, которого после первого оправдательного приговора нельзя снова отдать под суд по тому же самому делу. Тогда он над нами смеется. Но есть детективы, которые продолжают копать, желая доказать свою правоту, даже если мерзавца нельзя наказать по закону.
— Какой ты упрямый, — серьезно проговорила Мередит. — Никогда не сдаешься.
— Правда, — подтвердил Алан. — Я никогда не сдаюсь.
— Джефф!.. — громко шепнула в темноте Памела.
Муж на соседней кровати заворочался и промычал:
— М-м-м?..
— Как думаешь, вечер удался?
Муж громоздко перевернулся в постели:
— Все прошло отлично. А что?
— Я как-то забеспокоилась насчет гостей. То есть насчет Джулиет… и Джеймса Холланда.
Пружины соседней кровати угрожающе взвизгнули под тяжестью внезапно вскочившего Джеффа Пейнтера.
— Господи помилуй, Пэм, оставь их в покое! Я свою сестру знаю. Она крышу снесет, если вдруг заподозрит, что ты ее сватаешь.
— Я никого не сватаю, — негодующе возразила жена. — Они знают друг друга сто лет. И дружат. Оба самостоятельные, живут собственной жизнью…
— Глуповатое рассуждение. Скажем, копченая рыба вкусная, меренга тоже вкусная. Значит, копченая рыба с меренгой — это очень вкусно, — сварливо заключил Джефф.
Памела со вздохом откинулась на подушки:
— Нечего было тебя даже спрашивать, — и вскоре продолжила: — Джулиет говорит, сестры Оукли продают дом и переезжают. Для них это тяжелое испытание. Они там родились. По-моему, Дамарис восемьдесят два, а Флоренс восемьдесят. Как насчет обстановки?
— Дом выставляется на торги с обстановкой. Им занимаются местные аукционеры.
— Дело совсем не такое простое. Есть семейные реликвии вроде портрета Гадкого Уильяма, о котором упомянула Джулиет. Для сестер каждая кроха в доме памятна. Продать его все равно что самих себя до последнего. Навсегда расстаться с собственной жизнью…
— Понимаю, — сказал Джефф после паузы. — Может быть, ты права. С другой стороны, ни ты, ни я еще до таких лет не дожили. Может, они готовы расстаться с прошлым. Может, хотят с ним расстаться. Если так беспокоишься, поговори с Джулиет. Впрочем, она наверняка подумала об этой стороне дела. — Он взбил подушку и снова улегся. — О моей сестре можно сказать что угодно, но деловой хватки у нее не отнимешь. По-моему, тут она превзойдет тебя, Пэм, хотя даже Джулиет не пытается устроить кому-то счастливую личную жизнь. Ты с огнем играешь!