— Значит, ты сам болван?
— Просто вместе заниматься приятнее.
— Не болтай глупостей, лучше серьезнее относись к урокам. Дай-ка сюда дневник...
С тех пор Вреж избегал говорить с отцом о подружке, но безмолвные, длившиеся часами грезы у окна продолжались. Каро искал повод оторвать сына от грез. «От мечтательности до онанизма всего шаг», — рассуждал он, но Вреж не спускался со своих небес ни за уроками, ни за обедом, ни за уборкой книжного шкафа.
Каждый вечер Каро проверял домашние работы сына.
— Опять ты выучил математику хуже литературы и ботаники.
— Я все выучил.
— Но математику хуже.
— Я не нарочно, так само собой получается. У меня же по математике четверка, вполне хватит.
— Мне бы хотелось, чтобы была пятерка. Сейчас век математики.
— Постараюсь.
— Старайся. Мечтаешь день и ночь. Лучше работай над собой. В этой жизни мечтатели достигают не слишком многого. И не вешай носа. Отец тебе желает добра. Я же тысячу раз повторял: жизнь любит сильных.
— От математики становятся сильнее?
— Конечно. Не отводи взгляд. Подними голову, подними и смотри мне в глаза. Сильный должен уметь не отводить взгляд и смело смотреть человеку в глаза. Пусть тот первым опустит взгляд. Понял?
— Понял, — Вреж с трудом поднял голову и поглядел на отца многозначительным, красноречивым взглядом, в котором еще продолжал тлеть огонек недоверия и надежды на то, что отец все же не тот, за кого себя выдает. Сын буравил отца взглядом, надеясь проникнуть в глубины его сердца, отыскать там истинное.
— Молодец! — похвалил Каро и, не выдержав испытующего сыновнего взгляда, отвернулся к окну. — Иди сюда. Смотри, какая большая, сильная собака, — позвал он, глядя на улицу.
— Охотничья? — присоединился к отцу сын.
— Нет, королевский дог. Как ты думаешь, он уложит волка из зоопарка?
— Не знаю. Наверно. Такой огромный...
— Большой-то он большой, но я сомневаюсь в его победе. Холеное животное, выросшее в домашних условиях. А волк остается волком. Помнишь, как ты копировал его вой?
— Не помню.
— Вот так, слушай: ууууу!.. — выл Каро. — Ну как, похоже?
— Похоже, — смеялся Вреж.
— Ну-ка, давай вместе. Ууууу!..
— Ууууу!..
Так и выли в окно отец с сыном, первый озабоченно, а второй — заливаясь радостным смехом: «Ууууу!..»
Бывало, по ночам Каро подходил к спящему сыну и подолгу простаивал в его изголовье. Сын, как обычно, улыбался во сне, образовавшейся на щеке ямочкой напоминая мать. Каро наклонялся, осторожно гладил курчавую голову сына, целовал. Сердце сжималось, он задыхался от боли. «Несчастный ребенок! Я, в сущности, отжил свое, а твоя жизнь еще впереди. Как ты выживешь?» Слезы наворачивались на глаза, и вдруг его охватывало яростное желание разбудить сына, крепко прижать к себе, целовать безудержно, просить прощения: «Смотри, сынок, вот он я — настоящий!» Но уже в следующий миг он одергивал себя и отходил от кровати. Каро ложился, закрывал глаза, стараясь направить мысли в иное русло, чтобы сон был безмятежен, чтобы отпустили кошмары, на пике которых в последнее время все чаще и чаще возникало напоминающее пса омерзительное существо, раскрывающее вонючую пасть и вонзающееся в горло желтыми клыками. Каро задыхался, но оторваться от чудовища не мог...
9
Изредка Каро сознавался себе, что жизнь не такая уж гадкая штука, во всяком случае, порой может быть приятной и даже привлекательной. Такие мысли согревали душу Каро в минуты, когда он оставался наедине с природой, когда спускался в прохладное ущелье, оставив за спиной лай околоточных сторожевых собак, и садился на речном берегу. Только здесь в нем пробуждалось чувство того, что он не оторван от жизни, что тысячами нитей связан не только с видимой средой, но и со Вселенной, с бесконечностью, с сущим, даже с безвестностью. Именно здесь ему начинало казаться, что он не просто нераздельная, но и необходимая частица окружающего мира. Эту сказку ему навевали журчание речки, бежавшей по зеленому ивовому тоннелю, шелест ветвей, листвы и трав, монотонное жужжание насекомых, удалявшийся и приближавшийся сорочий гомон, качавшиеся на отвесных краях ущелья деревья, выглядывавшее из их крон солнце, изрезанная ветками голубая лента небес и плывущие по ней птицы. Каро разувался, закатывал штанины, опускал ноги в мягкий мох, ложился на траву и устремлял взгляд ввысь. Две загадки — лицом к лицу. И вдруг Каро начало казаться, что там, за световыми годами, кружится такая же планета, где в таком же ущелье, в той же позе лежит подобное ему существо, думает о том же, что и он, чувствует то же, что и он. Каро свистнул в знак приветствия, убежденный в том, что тем же свистом оттуда приветствуют его. Пройдет время, их уже не будет, и тогда где-нибудь в космосе встретятся эти два свиста.