Перед закрытыми глазами возник отец: качаясь, он вошел во двор, мурлыча какую-то песню. «Твой опять под градусом», — хихикнули приятели. «Я не алкаш, — словно пытался оправдаться отец, — я вообще не могу терпеть спиртное. Тьфу! Но я пью. Пью, чтобы общаться с миром. Иначе тяжело, ох как тяжело!..» А вот и мать. Стоит в дверях с присущей женам пьяниц растерянной, жалкой улыбкой на бледном лице, с усталыми, красными от непрестанного шитья глазами. Возник дед. Ревущая вьюга облепила снегом его посиневшее лицо. Деда окружала раскинувшаяся на тысячи километров тайга — темная, холодная, чужая и безучастная. Снег укрыл деда с головой, оставив торчащей на поверхности складку тулупа цвета хаки и выброшенную вперед обледеневшую руку, словно пытавшуюся оторвать собственное тело от снегов и увести его в дальнюю даль, туда, где лежала теплая, солнечная родина... Затем из тьмы выплыл знакомый школьный двор, в углу которого под стеной съежился мальчуган с опухшими от побоев губами и разорванной курткой. Каро почувствовал непреодолимое желание побеседовать с мальчиком, но тот сам хотел спросить о чем-то, и оба молчали, не смея задать друг другу вопрос, на который все равно бы не последовало ответа... А вот безбоязненно шныряющие по старому дому крысы, чей противный писк заставлял Каро жаться к стене в страхе, как бы отвратительные существа не прыгнули на его кровать и не нырнули под одеяло. Каро вспомнил, как однажды голодная крыса укусила спящую бабушку за палец, но тут всплыло лицо жены: она вышла из тьмы, подняла глаза и сказала с улыбкой: «Ты не переживай. Правда, я уже немолода... И таз узкий... Но я рожу, вот увидишь, преспокойно рожу. А, Каро?» — «Ну почему ты так уверена, что этот безвестный непременно будет хорошим? Почему ты уверена, что он будет нужен тебе, мне, миру или самому себе? С чего ты взяла, что он будет благодарен нам? И как он выживет в этом безумном, запутанном, нелепом мире? Сможет ли? Захочет ли... мой и твой ребенок?» — ответил Каро. А жена продолжала твердить свое, словно не слыша мужа: «Вот увидишь, преспокойно рожу, все будет хорошо. Ты ведь полюбишь его, правда, Каро?»
«Может и правда все будет хорошо?» — подумал Каро и открыл глаза. Первое, на что упал взгляд, был нацарапанный на стене член.
Вдруг бешено заколотили в дверь и раздался нетерпеливый голос:
— Ты что, уснул?
Каро очнулся, поспешно натянул брюки, застегнулся и толкнул дверь.
— Понос? — усмехнулся стоявший за дверью.
Каро неопределенно пожал плечами, виновато улыбнулся и вышел из туалета.
Не успел он пройти за стол, как дверь резко распахнулась и в комнату просочился испытующий, недоверчивый взгляд шефа. Взгляд несколько раз прошелся по комнате и застыл на Каро.
— Стоя работаешь? Наверно, лучше получается? — ехидно спросил он.
Каро не издал ни звука, однако сел лишь после того, как шеф удалился, хлопнув дверью.
— Ушел, — констатировал сослуживец.
— В последнее время он ведет себя как-то странно, все ищет, ищет, не пойму чего, — откликнулся другой.
— Мания преследования, — сказал Каро, — ему вечно кажется, что против него плетутся интриги.
Сосредоточиться ему так и не удалось. Содержимое лежавших на столе бумаг механически проецировалось в сознании, затем так же произвольно возвращалось на стол. И так несколько раз. Нелепая возня, бесплодная попытка заставить мозг служить!
Внезапно взгляд просочился через бумаги, пробил стол, затем стену и устремился куда-то далеко-далеко. Нежданность и стремительность воображения унесли Каро к чудесному, укромному заливу и опустили его на золотые пески. Солнце было огромным и ярким, но лучи не ослепляли, не палили, а ласкали нежно и мягко. Все здесь было лишено острых, резких, выпирающих форм, движения были плавны, без нервирующего дерганья, прозрачный воздух был наполнен ароматами и щебетом, а море, изумрудное море посверкивало серебром легких волн. В садах на склоне холма работали голые, здоровые, улыбчивые люди, на полянах ржали свободные лошади, водная гладь лениво покачивала лодки. Из ближайшего леска вышла жена, за которой весело смеясь и крича, семенила целая стайка курчавых ребятишек. «Видишь, сколько здоровых, красивых ребятишек я тебе родила? Хорошенькие, правда, Каро?» — радостно воскликнула жена. Она была безумно счастлива, Каро тоже. Однако, вглядевшись повнимательнее, он вдруг заметил среди ребятишек одного очень бледного, худенького и тщедушного. Лицо ребенка то и дело дергалось в судорогах, словно он заговорщически подмигивал кому-то. На глазах у Каро лицо ребенка стало покрываться отвратительными язвами, изо рта выступила пена, а тело затряслось, как в лихорадке. Жена ничего этого не замечала, продолжая счастливо улыбаться. «Хорошо, что она не видит, пусть не огорчается», — думал Каро, а больной ребенок приближался к нему... Нет, это был уже не ребенок, это была преследовавшая Каро старуха, ее зловещая тень...