– А руки-то почему такие холодные?
В целом все выглядело так, как если бы у него внезапно подскочило, а затем снизилось давление. Похоже, но верится с трудом. Гипертония у такого молодого, здорового с виду парня? Парня, который гоняет по всему острову на мотоцикле, плавает как рыба и часами просиживает на солнцепеке с папкой и карандашом?
Я вспомнила, как мы пробирались по каменистой тропе к руинам античного города, и мне стало дурно. Если бы его прихватило там, на самой верхотуре у сторожевой башни, не сидеть бы нам сейчас под этой стеной.
Через четверть часа он встал, свежий и отдохнувший, и как ни в чем не бывало двинулся к стоянке. Надеясь, что это все же тепловой удар и ничего более, я велела ему умыться холодной водой из бутылки (вода была куплена в таверне у ближайшего перекрестка) и поинтересовалась, сможет ли он самостоятельно перемещаться на двухколесном транспорте, или мне следует погрузить его в автомобиль и доставить в медпункт, а с мотоциклом что-нибудь придумать.
Всё в порядке. Всё в полном порядке. Ему не нужна медицинская помощь, а чтобы он потерял способность управлять мотоциклом, требуется пуля в сердце, а не солнечный удар.
И правда, до Аделиано-Кампо мы добрались без приключений. А там, после купания и легкого флирта на пляже, все наши недомогания как рукой сняло.
Поздно вечером, сидя в кресле перед телевизором и ничуть не интересуясь происходящим на экране, я пробую проанализировать сложившуюся ситуацию. Мы познакомились – что тут такого? Мы вместе проводим время – с кем не бывает? И пусть он моложе меня, но лет тридцать-то ему есть наверняка, к тому же, независимо от возраста, наши отношения пока еще не вышли за рамки приличий.
Правда, я думаю о нем. А он, хочется верить, думает обо мне. Но это ничего не значит, вы же понимаете. Я думаю о нем – только и всего. И хотя исходящий от этого парня магнетический флюид по-прежнему представляет угрозу для моего спокойствия, совместными усилиями нам все же удается держать ситуацию под контролем.
5
Прошло чуть больше недели. Мы виделись ежедневно. По утрам, едва продрав глаза, первым делом хватались за трубку телефона, будто соревнуясь, кто кому раньше позвонит. Когда я слышала его голос – низкий, глуховатый, – меня пробирало от макушки до хвоста. И за все это время ни слова о сексе. Словно ни ему, ни мне даже в голову не приходило превратить нашу дружбу в любовную связь.
Беглые ласки, скользящие прикосновения, долгие пристальные взгляды, полные беспричинной скорби… Он вел себя как рецидивист, испытывающий внутреннюю потребность помедлить перед очередным преступлением. Как человек, одержимый желанием, но по какой-то причине считающий своим долгом бороться с ним. Я же просто не могла заставить себя сделать первый шаг, учитывая разницу в возрасте. Быть может, это смешно, но мне казалось недостойным соблазнять мальчишку.
Вопреки обыкновению, я охотно рассказывала о себе, и Нейл внимательно слушал. Должно быть, это и побуждало меня к откровенности. Не часто удается заполучить собеседника, умеющего не только говорить, но и слушать. Большинство людей, как правило, слушает только себя. Этот же обладал уникальной способностью не только слушать не перебивая, но и запоминать услышанное, в чем я впоследствии убедилась.
О себе он говорил мало. Сказал только, что воспитывался в доме своей тетки по материнской линии вместе с двоюродными братьями и сестрой. Об отце почти ничего не знал и не видел ни одной его фотографии. Мать помнил хорошо, но это преимущественно детские воспоминания. Она умерла от какой-то болезни, когда ему было всего десять лет. Старший из братьев, Джеффри, на первых порах относился к нему с плохо скрытой враждебностью, называл «ведьминым сыном», повторяя, по всей видимости, отцовские слова, и норовил подставить, где только можно. Драки между ними происходили чуть ли не ежедневно. Повзрослев, они оставили прежние распри и, встречаясь на Рождество в стенах родного дома, общались безо всякой неприязни. Младший, Хьюго, всегда был тихим, безобидным, послушным ребенком – таким и остался. Нейла он побаивался, как, впрочем, и своего родного брата Джеффри. Кузина-ровесница по имени Этайн вела себя так, будто Нейл был членом их семьи от рождения.
Сын ирландской ведьмы. Рано остался без родителей. Все мои предположения в итоге оказались неверны.
Вскоре мы сообразили, что поездки на дальние расстояния, например, в Кносский дворец, удобнее и приятнее совершать на автомобиле, а мотоцикл оставлять в моем гараже. Несмотря на то, что такое решение напрашивалось само собой, пойти на это Нейлу оказалось нелегко. За руль я его не пускала, так что расстаться на время с мотоциклом для него означало расстаться с независимостью. Я хорошо его понимала, и именно это понимание позволяло мне вдвойне наслаждаться ситуацией. Когда он сидел на пассажирском сиденье, рассеянно поглядывая в окно, и ветер трепал его темные волосы, я чувствовала себя хозяином положения. Ведь если я, боже упаси, не справлюсь с управлением, и машина грохнется вниз с какого-нибудь обрыва или моста, он разобьется вместе со мной. Мне нравилась эта разновидность власти. К тому же у нас появилась возможность по ходу дела корректировать маршрут, делиться впечатлениями и просто трепаться.