Подойдя ближе, Дмитрий ответил:
– Я верно не ошибся, решив, что здесь постоялый двор, хозяйка? Если так, то нельзя ли нам с женой остановиться у вас до утра?
Он замолчал и выжидающе прислушался, но голос за воротами не отвечал.
– Нас только двое: я и старуха,– опять заговорил Дмитрий,– Не откажите путникам в ночлеге
Неожиданно смотровое окошко распахнулось, и в нём окруженное сумраком двора показалось лицо женщины. Она недоверчиво, с ног до головы, осмотрела позднего гостя, а затем и повозку, стоящую позади него.
– Однако, для поездок по лесу вы выбрали не самый лучший день,– сказала она, захлопнув окошко.
Засов калитки скрипнул, и хозяйка вышла за ворота. Укрываясь от дождя, она держала над головой растянутую в руках кофту и, выглядывая из-под неё, с подозрительностью посматривала по сторонам.
– Вы говорите, с женой здесь оказались?– спросила она.
– Да,– ответил Дмитрий и крикнул,– Марта, покажись.
Из-за задёрнутых штор повозки появилось лицо Марты. Всё так же взволнованная она несмело посмотрела на разглядывающую её женщину, поприветствовала её и тут же скрылась.
– Времена теперь не самые спокойные,– произнесла хозяйка, вошла в калитку, а затем отперла ворота и, раскрыв их настежь, добавила,– Всякого человека лучше знать лично, прежде чем впускать его в дом. Да и постояльцев здесь давно не было. Я уж и забыла, когда видела последнего.
Дмитрий кивнул головой и поспешил к повозке, и вскоре она уже стояла во дворе заезжего дома. Тяжело дыша и озираясь вокруг, из неё выбралась Марта с округлой сумкой в одной руке и свёрнутым одеялом в другой. Под пристальным взглядом хозяйки, она подошла к распрягающему лошадей Дмитрию и тихо шепнула:
– Я не отойду от тебя и на шаг.
– Не стойте под дождём, дорогуша, проходите,– сказала хозяйка, подойдя к двери дома и открыв её,– Здесь в пору нам вас опасаться. Входите же смело, а не то мы обе подхватим простуду.
Робко улыбаясь, Марта ещё мгновение неуверенно топталась у повозки, но поняв, что её страх становится неуместным, всё же решилась и вошла в дом.
Только толстушка переступила порог, как её окружило мягкое тепло, насыщенное ароматами горящих печных поленьев и привычным для небогатых домов слегка луковым духом. От удовольствия ощущать его после долгих часов проведённых на холоде, Марта даже немного поёжилась. Какую бы настороженность она не чувствовала, оказавшись здесь, возможность обогреться и перекусить сразу же подкупили её. Хозяйка попросила плащ гостьи, учтиво предложила ей располагаться, а сама, пообещав скоро подать ужин, ушла на кухню. Марта осталась одна. Осторожно осмотревшись, она по привычке оправила юбки и сделала несколько робких шагов вперёд. В скромно обставленной комнате, такой же простой, как и та, в которой супруги провели большую часть своей жизни, горел очаг. Вздрагивая рыжими языками пылающего в нём огня, он уютно трещал и попискивал разгоряченным маслом поленьев и, озаряя помещение своим желтоватым сиянием, придавал ему некоторую таинственность.
Не решаясь идти дальше, толстушка стояла на месте. Ей не хотелось бесцеремонно разгуливать по чужому дому, но и отказаться от возможности разглядеть его убранство ей было не под силу. Комната, посреди которой стояла Марта, могла бы называться и гостиной и столовой, но в полной мере не была ни тем и не другим, а являлась местом, собравшим в себе самые разнообразные предметы домашней утвари, какие можно найти в любой комнате дома, даже в спальне. В центре, под большой незажжённой свечной лампой располагался ничем не покрытый стол с пятью, окружающими его стульями. Позади него, ближе к узкому занавешенному короткой занавесью окну стояло накрытое клетчатым пледом кресло, а за ним прятался пузатый напольный горшок с подстеленной под него кружевной салфеткой. Стены комнаты, обшитые деревом и выкрашенные чем – то тёмным и тусклым, украшали пара настенных панно, на одном из которых был вышит букет цветов, а на другом – груженная сеном телега и собачонка, отирающаяся у её колеса. Выцветший, местами сильно истёртый пол прикрывали самодельные соломенные половики, когда-то ярко прокрашенные и вскрытые лаком, но от времени почти потерявшие свои цвета.
Увидев их, Марта улыбнулась. В её прежнем доме тоже были такие. Эти коврики стелили исключительно для красоты, и топтаться по ним в простой день было не положено. Обычно хозяева обходили, или переступали их и только в праздники, или дни приёма важных гостей могли позволить себе смело вышагивать, не стараясь держаться от этой ценности стороной. Когда же торжество завершалось, и последний гость покидал дом, всё становилось на свои места, и всякий, кто забывал об этом – будь то домашний кот, или Дмитрий,– получал добрую порцию ругани.