Ее взгляд смягчился, хотя улыбка по прежнему казалась насмешливой. С этого дня леди Присцилла - после третьего строгого напоминания Лют все-таки запомнил, что обращаться к ней нужно именно так - ждала его в библиотеке через час после завтрака, на который было нельзя опаздывать, несмотря на то, что ел Лют на кухне, а не в столовой, вместе со всей семьей. Каждый день состоял из букв - маленьких черных символов, очень коварных и не всегда означающих тот звук, к которому Лют привык. Буквы нужно было читать - они складывались в истории о степенной барсучьей семье, живущей в норе, обставленной с комфортом, о нагловатом еноте и его столкновениях с охотниками, о кроликах, у которых почему-то был свой собственный огород, который нужно было защищать от вороватых крыс. Пока Лют читал это вслух, леди Присцилла что-то писала, пила чай, листая совсем другие книги, или просто сидела со скучающим видом до тех пор, пока не решала, что на сегодня достаточно.
И тогда Лют получал в свое распоряжение несколько листов сероватой бумаги и карандаш - и буквы нужно было писать. Получалось странно, неловко и некрасиво. Пальцы Люта, которые вытаскивали из карманов прохожих кошельки и монеты, прятали в его собственные карманы яблоки и пирожки, расплетали чары и заплетали узлы - эти пальцы вдруг перестали его слушаться, буквы получались неровные, а строки косили то вверх, то вниз. Леди Присцилла не стеснялась говорить, на что это похоже, ее слова по началу казались обидными, но потом стало лучше. Во всем.
Только вот выходить за пределы сада Люту запрещалось, как и появляться в парадных комнатах без разрешения кого-то из старших.
***
Сад рядом с домом был меньше леса, но лес очень напоминал. Тропы в нем уходили глубоко и заканчивались, упираясь в холм или в высокие каменные стены. Здесь был глубокий пруд, ухоженные клумбы с цветами и травами, растрепанные лужайки, аллея, вдоль которой росли высокие липы, ручьи с переброшенными через них деревянными мостками, живые изгороди и еще много, много чего. Люту нравилось там, он чувствовал себя уютно, когда закрывал глаза и вдыхал запах влажной коры, опавших листьев, земли и воды.
Ива здесь была только одна - рядом с прудом, прямо напротив изящной беседки, в которой, как Лют успел выяснить, любил прятаться хозяйский сынок. Не один - рядом с ним, на перилах или на ветках одного из деревьев сидела большая черная птица. Птица не была просто птицей - Лют видел это из теней, но всматриваться не решался. В том числе из-за этой птицы, которая птицей не была, Лют решил держаться и от беседки, и от мальчика подальше.
Тот, правда, тоже не торопился продолжать общение, но выжидал. Внутри огромного дома Лют за несколько дней успел поймать на себе взгляды: оценивающие, подозрительные взгляды - везде, где им с Юлианом доводилось встретиться. Встречи, к счастью, были редкими, потому что в доме правда было легко потеряться и избегать друг друга тоже было легко. Это Лют быстро усвоил. Иногда ему казалось, что за ним следят, затаившись за поворотом коридора или в какой-нибудь нише, за портьерами, под лестницей.
Следят - но не хотят ни нападать, ни продолжать начатое знакомство.
- Доброе утро, Лют Уиллоу, - с сияющей улыбкой сказал Юлиан, когда они как-то столкнулись утром рядом с комнатой, где семья собиралась за завтраком. Сказал - и прошел мимо, дальше, и ответ Люта ударился о его спину.
Даже к завтраку Юлиан спустился неизменно хорошо одетым, словно бы после этого должен был ехать в гости к каким-нибудь богатым и знатным знакомым своего отца. Локтем он прижимал к себе какую-то книжку, хотя Лют уже знал - из той самой книги про барсуков и енотов, что читать за столом или прятать во время еды книгу на коленях - плохо и невежливо.
Встреть Лют такого мальчика на улице пару недель назад, наверное, подумал бы, а не поставить ли ему подножку, чтобы он проехался задранным носом по грязной мостовой. Просто из принципа. Здесь же Люту казалось, что он сам зашел не на ту улицу и вполне может однажды больно удариться коленями о паркет или мраморный пол.
Лют помнил рукопожатие и щекотное прикосновение магии, помнил самоуверенную улыбку и что-то, похожее на уважение, мелькнувшее на лице Юлиана, когда тот понял, что перед ним не хотят заискивать и его не боятся. Точно так же он помнил удивление и досаду, которые появились на этом лице в первый момент.
Было сложно понять, как к этому всему относиться, особенно, когда никто из взрослых не говорил, что ждет Люта через неделю или месяц. Никто из взрослых не заставлял их двоих общаться между собой и тем более дружить, поэтому Лют решил выжидать и пока сосредоточиться на буквах, которые с каждым днем становились все понятнее и проще. Это радовало, так же, как радовало восхищенное изумление лорда Парсиваля, когда тот попросил Люта показать им с леди Присциллой и каким-то незнакомым, очень сухим и вредным на вид господином, что он, Лют, умеет.