Мальчишка сидел на ограде какого-то сарая и ел яблоко, болтая ногами, как ни в чем не бывало. Он и правда был точно таким же, как и все другие уличные мальчишки в этом городе - ободранным, таким же бледным и худым, каким запомнил его Парсиваль, немного нахальным, словно бы готовым дать отпор в случае чего, и в то же время немного испуганным, точно так же готовым сорваться с места в любой момент, если силенок на достойный ответ не хватит. Кусочек яблока, кажется, чуть не застрял у него в горле, когда он увидел Парсиваля - и уже потом перевел взгляд на Аззи. Страх, мелькнувший на бледном личике, смыло, мальчик взял себя в руки, ловко кинул огрызок за спину и надел маску уличного нахала.
- Доброго дня, Мастер, еще раз, - вежливо сказал он Парсивалю, старательно не замечая Аззи. - Я еще не успел найти себе занятие подостойнее, если вы пришли узнать, последовал ли я вашему совету, но я уже начал думать в этом направлении.
Самоуверенности парню было не занимать, умения блефовать - тоже. Парсиваль подошел ближе, слыша, как Аззи, уже спокойный, хотя все еще хмурый, идет за ним.
- Как тебя зовут, парень?
Мальчик моргнул, словно вопрос застал его врасплох, но быстро собрался и ответил - кажется, даже честно. Или просто умел врать чуть лучше, чем блефовать:
- Лют Уиллоу, Мастер.
- Я вижу, ты не глупый парень, Лют Уиллоу, - сказал Парсиваль, стоя напротив, задрав голову и сунув руки в карманы. - Но, кажется, ты взял у моего друга, господина Весса, кое-что не очень ценное, но все-таки его собственное.
Замешательство появилось на лице Люта легкой тенью - и тут же исчезло, сменившись самоуверенной ухмылкой, кривой и немного злой:
- А есть ли у вас, Мастер, доказательства того, что это сделал я? - справедливо спросил мальчик, действуя, как действовал бы любой другой уличный воришка в его ситуации.
- Магия, Лют Уиллоу, поможет получить эти доказательства, стоит мне только пожелать. Но если ты поступишь, как честный человек, и вернешь господину Вессу то, чего он лишился по твоему умыслу, думаю, мы найдем общий язык.
Парсиваль открыто улыбнулся Люту, стараясь не напугать, пока вглядывался куда-то сквозь его лицо, сквозь фигурку в потрепанной серой одежде, куда-то в тень, в переплетение узоров вокруг этой тени, в самую суть, которую неопытный, ничего пока не знающий мальчишка, из которого мог бы получиться сильный волшебник, еще не научился скрывать и прятать от чужих, порой слишком въедливых глаз. То, что скрывалось в тени, было как минимум необычным, как максимум - интересным и почти опасным, для самого Люта - в первую очередь.
Лют молчал, не решаясь ни признаться, ни отрицать, словно раздумывал, как ему лучше поступить. Плакать и умолять о пощаде он тоже не стал, и это радовало - даже внушало что-то вроде уважения. Аззи попытался что-то сказать, но Парсиваль шикнул в его сторону:
- Присмотрись повнимательнее, Аззи Весс, и скажи мне, видишь ли ты то, что вижу я, или мои глаза, на которые я никогда не жаловался, вдруг решили подвести меня?
Лют втянул голову в плечи и попытался улизнуть, но не смог - Парсиваль лишь головой покачал, тонко улыбаясь:
- Нет, Лют Уиллоу, наш с тобой разговор еще не закончен, и я не разрешу тебе уйти просто так. Слезай оттуда.
- Вы хотите сдать меня страже? - уточнил мальчик, не решаясь слезть, словно бы там, на высоте человеческого роста, где он сидел, он был в безопасности.
- Хотел бы - сделал бы это в прошлый раз. Я хочу поговорить с тобой о ремесле, которое более достойно столь одаренного юноши, чем обман и воровство.
На лице Люта мелькнула жадная надежда, но почти тут же сменилась удивленным недоверием:
- А где гарантии, Мастер, что вы меня не обманите?
***
***
Лют боялся, конечно, потому что ну кто не испугался бы на его месте? Только наивный дурачок, выросший на сказочках. Мало ли, что на уме у этих двоих, вдруг хотят отомстить за нанесенную им обиду? Но когда тот, который помоложе и посильнее, темноволосый, высокий сказал кое-что, о чем Лют знал, и отец его тоже, но никто больше знать не мог, пришлось поверить. И спрыгнуть в пыль уличного тупика, отряхнуться и протянуть высокому магу руку - закрепить знакомство.
Высокого звали Парсиваль дель Эйве, приставка к фамилии говорила о многом, а вот сама фамилия - Люту - ничего. Но он точно был важным человеком - с такой-то силой и с таким спокойствием во взгляде и действиях. Чувство близкой опасности, на которое Лют привык полагаться во всем и которое никогда прежде не подводило его, молчало: то ли бояться действительно было нечего, то ли этот человек умел такие вещи подавлять, подчинять себе. А вот другое чувство, покалывание в кончиках пальцев, легкость внутри и тепло, которые появлялись, когда тень матери приходила навещать Люта, снова появились - впервые за полтора года.