- А если... со мной что-нибудь случится? - спросил Лют. - И я не приду не потому, что передумал?
- Я верю в то, что ты достаточно талантлив в том, чтобы изворачиваться и сбегать, - ответил Парсиваль, но тем не менее достал из кармана мелкую монетку и сжал ее в кулаке. - Как сын сиды, ты умеешь чуть больше других уличных мальчишек, и чем больше в городе теней, тем проще тебе скрываться от нежелательных взглядов. Так, Лют Уиллоу? - хитро улыбнулся маг.
- Так, Мастер Парсиваль, - Лют досадливо выдохнул, понимая, что о нем знают больше, чем он сам хотел бы.
- Если вдруг действительно попадешь в беду, из которой не сможешь выбраться, что маловероятно, - Парсиваль с усмешкой протянул Люту монетку - медную, незнакомой чеканки, - то позови меня. Я думаю, ты разберешься, как, - он подмигнул, и Люту показалось, что в серо-зеленых глазах мелькнул отблеск другого цвета. - Встретимся на закате в трактире "Король ондатра", Лют Уиллоу. Приходи с любым ответом.
***
От воды тянуло свежестью и легким запахом болота. Лют смотрел в зеркало омута, и видел свой темный силуэт и белеющее в сгущающихся сумерках лицо. Он вытащил из тайника все, что там было - старый кошелек с монетами и шнурок с единственной стеклянной бусиной, зеленой, как болотная тина. И нож, однажды удачно украденный у одного из отцовских друзей, пока тот спал, - так себе нож, если честно, но Лют надеялся, что в свое время эта полоска металла с костяной ручкой ему пригодится.
Руки матери Люта пахли, как этот омут, водой и ивовой корой, а не как руки других матерей - не молоком или ягодами, не теплом очага и не пряными травами, выращенными на подоконнике, - скорее, дымом дальних костров и осенней трухи. Он не знал ее имени и никогда не видел лица - только тень, склонившуюся над кроватью. Она приходила ночью, когда отец спал за стеной, проникала в дом с темнотой и лунным светом, приносила песни и сказки, чужие, странные сказки о силе и власти, которую сила дает, о чудовищах, живущих во тьме лесов, и о том, кто приходит, чтобы победить их, об отверженных сиротах, которые становятся королями мира земного - и мира иного. Она рассказывала о тенях, о том, как прятаться в них, как видеть тонкие нити, связующие мир воедино, она показывала, как натягиваются эти нити, если правильно потянуть за них, - днем, когда все исчезало, Лют пытался повторить - и у него раз за разом получалось все лучше и лучше.
Отец говорил, сначала печально, потом - презрительно, а затем - со злобой, что мать Люта - не из этого мира, что она - ведьма из царства теней, злая фея, околдовавшая его в лесу, куда он забрел в поисках добычи, а потом подкинувшая плод их любви в корзине из ивовых прутьев прямо под дверь его дома - потому что в их волшебном царстве, вход в который был спрятан в холмах за лесной грядою, людям редко находится место.
С каждым годом она приходила все реже и реже, а потом исчезла совсем, оставив на память стеклянную бусину на тонком шнурке - подложила ее под подушку сыну, чтобы о том знал только он.
Лют посмотрел сквозь темно-зеленое стекло, полупрозрачное, неровное, - и надел шнурок через голову, потому что узел на нем был стянут так прочно, что развязать не получилось бы, только разрезать. Стекло, спрятанное под воротом потрепанной рубашки, быстро нагрелось от тепла кожи.
Судьба отца Люта интересовала мало, и где-то в темных уголках сознания, где прятались самые гадкие мысли, Лют втайне надеялся, что Том Уиллоу быстро исчезнет из этого мира, а уж как именно - от дешевого пойла, от острого железа, от тяжелого камня или болезни - ему было все равно. По крайней мере, сейчас.
Медная монетка в кармане искрилась чужой силой, притягательной и совсем не похожей на ту, к которой Лют привык. Вернуться в город, пробравшись сквозь тени мимо стражников, он сможет без труда, название трактира было знакомо, и трудности, которые обещали, сейчас казались не тяжелыми испытаниями, а лишь вехами на пути к некой цели.
Лют пока не знал, что это была за цель, но упускать шанс не собирался.
Порыв ветра, разбивший гладь омута мелкой волной, встревожил кроны деревьев, и запах болота стал ярче.
Postludium