Нигде не всплывали и похищенные у Моисеева вещи.
Инспектор Громов после разговора с Голиковым побывал на автостанции, однако Моисеева никто по фотографии не опознал.
Голиков в последнее время спал по нескольку часов в сутки. Мысль о возможном мотиве совершенного преступления преследовала майора и днем, и ночью. Казалось бы, многое указывало на то, что произошло преднамеренное и заранее подготовленное убийство с целью ограбления. В пользу этой версии свидетельствовали и следующие соображения: рассматривая фотографии следов, оставленных преступником, Голиков обратил внимание, что тот перетаскивал труп от машины к лесопосадке боком, делая упор на внутреннюю часть ступни, а не на пятки, что было бы гораздо более естественно, если бы он тащил тело двумя руками. У Голикова возникло предположение, что убийца волочил жертву одной рукой, так как другая была чем-то занята. И тут майору вспомнились ворсинки тика, обнаруженные на заднем сиденье и под ногтями Моисеева. Если раньше он считал, что ворсинки остались от одежды преступника, то теперь Голикова неожиданно осенило. Сверток! В машине находился завернутый в материю пакет с чем-то ценным. Если допустить, что неизвестный знал о содержимом пакета, то стремление завладеть им могло толкнуть его на убийство. А это, в свою очередь, указывает на то, что вместе с Моисеевым ехал не случайный пассажир, а человек, хорошо знавший водителя. Правда, возникают новые вопросы: что вез Моисеев и ему ли принадлежал груз?
Несколько особняком стоял вопрос о самодельном пистолете. Голиков возлагал большие надежды на вызов в милицию Серова и Тюкульмина. Однако Тюкульмин вообще не явился по повестке, а Серов, по отзыву Чижмина, держался неприязненно, озлобленно, не желал отвечать на вопросы, касающиеся изготовления пистолета, мотивируя это тем, что он, мол, «уже понес незаслуженное наказание и до каких пор можно лезть в душу». После того, как Чижмин сказал Серову, что из аналогичного пистолета убит человек и оружие до сих пор находится в руках преступника, Дмитрий заметно смутился, занервничал, но ничего к вышесказанному не добавил. Прощаясь, Чижмин дал Серову номер своего служебного телефона и попросил позвонить, если тот что-нибудь вспомнит или захочет сообщить. Дмитрий сказал, что ему вспоминать нечего, но телефон, поколебавшись, взял.
Странное ощущение не покидало Голикова: вроде бы все делается правильно, а конкретных результатов нет.
«Неужели мы что-то упустили из виду? — казнил себя майор. — Лежит это «что-то» на самой поверхности и удивляется: «Почему никто не обращает на меня внимания?» Нужно мне самому сходить домой к Серову, поговорить с парнем по душам, — решил Голиков, — а заодно поручить Чижмину установить круг его знакомых и выяснить причину неявки Тюкульмина в милицию».
Наступила суббота, третье ноября…
Утро обещало погоду мелкую, невзрачную, как съежившиеся листья на асфальтовом коврике детской площадки посреди двора. Крыши домов потемнели, ребристый мокрый шифер слился в единую угрюмую массу. Вокруг просто сквозило сыростью, и Баринов, открывая гараж, зябко передернул плечами.
— Доброе утро, Николай Михайлович, — послышалось сзади.
Баринов обернулся. Рядом стоял слесарь ЖЭКа, которого из непонятных соображений все звали Никанорычем. Слесарь как-то чинил Баринову водопроводные трубы, разумеется, не за бесплатно, и сейчас, очевидно, хотел услышать, что у Николая Михайловича разболтались краны в умывальниках, не сливается вода в ванной или полетел в газовой колонке змеевик.
— Привет, Никанорыч, — ответил Баринов и, взглянув на низкую пелену неба, добавил: — Погодка-то, оставляет желать лучшего.
— И не говорите, Николай Михайлович, — залебезил слесарь, боясь потерять удобную тему для разговора, — это не погода, а мерзость какая-то. При такой сырости и радикулит схлопотать недолго. Чем ездить куда-то, дома посидели бы, телевизор посмотрели под рюмочку с кофеечком.
— Ничего не попишешь — дела, — высокопарно заметил Баринов, садясь за руль. — Мы с вами, Никанорыч, всепогодные.
— Это точно, — хихикнул слесарь, глядя, как Баринов выводит машину из гаража и запирает дверь. — Ну, обращайтесь, коли чего понадобится.
— Обязательно, — рассеянно ответил Баринов. Он уже погрузился в свои мысли. «Хорошо, хоть успел вечером забрать машину из ремонта. Совсем обленились, дармоеды. Да я бы за такие деньги…»
Баринов ехал в другой город к своему старому знакомому, который обещал достать нужный позарез инструмент для работы по камню.