— Позавчера вечером? Сейчас вспомню, раз это так важно для милиции. Ко мне пришли Николай Михайлович Баринов, Георгий Никодимович Эльяков и Фима, отчество и фамилию, извините, запамятовал. Мы разыграли в преферанс пару бутылок шампанского. Надеюсь, вы не находите в этом состава преступления?
— Сколько времени вы пробыли вместе?
— Честно признаться, ребята засиделись у меня допоздна и разошлись где-то под утро.
— Хорошо. А теперь постарайтесь вспомнить, кто был у вас из друзей в четверг, восемнадцатого октября?
— Так сразу я затрудняюсь ответить. — Кормилин пожал плечами. — Вы сами могли бы быстро сказать, что вы делали, скажем, ровно в полдень две недели назад?
— Давайте условимся, Иван Трофимович, что вопросы буду все-таки задавать я, — жестко произнес майор, умышленно повысив голос. — Но вы уходите от конкретного ответа.
— Что вы! Я не собираюсь ничего скрывать. Восемнадцатого… восемнадцатого. Вспомнил! Был тот же коллектив, только вместо Эльякова играл Коржов.
— И часто у вас собираются такие компании?
— Пару раз в месяц. Летом мы иногда встречаемся в лесопарке, так сказать, на лоне природы.
— Играете по-крупному?
— Да нет, господь с вами! Так, больше для собственного удовольствия, — протестующе замахал руками Кормилин, лихорадочно прикидывая в уме: «Неужели кто-то настучал? Ефим мог накапать. Он в субботу завалил больше штуки в пулю, а потом еще в деберц попал Николаю. Стоп! Какой же я осел! Майор морочит мне голову с игрой, чтобы притупить бдительность. Думай, Ваня, думай!»
— А у кого из ваших партнеров имеются собственные машины?
— У Баринова — «Жигули», а у Эльякова — горбатый «Запорожец».
— Восемнадцатого Николай Михайлович приезжал на своей машине?
— По-моему, да, хотя утверждать не берусь.
— А во время игры никто не отлучался под каким-нибудь предлогом?
— Товарищ майор, вы играете в преферанс?
— Немного. Но вы опять не ответили на мой вопрос.
— Если вы знакомы с правилами игры, то должны знать, что отлучиться можно только тогда, когда сидишь на прикупе, да и то на пару минут. А вас, как я догадываюсь, интересует гораздо больший промежуток времени.
— Вы прекрасно все понимаете. И все-таки постарайтесь припомнить, Николай Михайлович Баринов никуда не уезжал в ту ночь?
Кормилин задумался, но мысли его были о другом: «Вот сволочь Николай! Из-за него сиди теперь тут и ломай голову. Похоже, нас действительно дернули в связи с игрой. Ну ничего, пусть сначала докажут что-нибудь. Остальные тоже болтать не будут, не маленькие».
— Нет, я отлично помню, Баринов ушел около шести часов утра.
— Вашей памяти можно позавидовать.
Кормилин развел руками: дескать, что мое, то мое.
— А кто-нибудь из ваших партнеров мог видеть, приехал ли Баринов на своей машине?
— Откуда мне знать. Спросите у них.
— Обязательно спросим, — резко сказал Голиков. Анализируя поведение Кормилина, майор обратил внимание, что тот, отвечая на последние вопросы, сохраняет спокойствие. «Неужели он ни при чем? Или успел взять себя в руки и так уверенно держится?» Голиков решил, что пора переходить к основному вопросу.
— А с Николаем Михайловичем вы давно дружите?
— Да мы, собственно говоря, с ним не друзья. Так, шапочное знакомство.
— Это вы в том смысле, что помогли ему на вашей фабрике справить новую шапку?
— Не придирайтесь к слову, — насупился Кормилин.
— И тем не менее вы несколько лет назад попросили Баринова об одной небольшой услуге: посодействовать некоему Моисееву Петру Сергеевичу в получении паспорта. Напрягите еще раз вашу отличную память, Иван Трофимович, и расскажите мне подробно об этом давнем эпизоде.
Кормилин откинулся на стуле. В его округлившихся глазах поочередно отразились страх, изумление, злоба и другие оттенки эмоций.
— Что за чушь? Какой паспорт? Какой Петр Сергеевич? Да я в жизни ни о чем подобном не просил Баринова! Кому-то понадобилось меня скомпрометировать. Предупреждаю, это даром не пройдет!
— Значит, вы отрицаете, что обращались к Николаю Михайловичу с такой просьбой? — спокойно переспросил майор, прервав поток словоизлияний Кормилина.
— Категорически отрицаю.
— Странно. Ваши слова расходятся с имеющимися у нас данными. Придется, видимо, все-таки составлять протокол, а потом устроить вам очную ставку с гражданином Бариновым.
— До каких пор вы будете надо мной издеваться? Средь бела дня меня, заместителя директора фабрики, регулярно перевыполняющей социалистические обязательства, как какого-то преступника привозят сюда и битый час морочат дурацкими расспросами. Это нарушение Конституции! — взорвался Кормилин, хотя его крик скорее напоминал вопль отчаяния, нежели законное возмущение невинного человека.