Дальше — больше. Сегодня, буквально часа два назад, женщина по собственной инициативе явилась в милицию с принадлежащим Моисееву чемоданом. Возвратившись из отпуска, она только вчера узнала о несчастье. Чемодан Петр принес в середине октября и попросил оставить на некоторое время на хранение.
Чемодан сразу же вскрыли по всем правилам, при понятых. Внутри оказались аккуратно уложенные стопки ондатровых шкурок — ровно пятьдесят штук. Настораживал тот факт, что на шкурках отсутствовало клеймо, это при высшем качестве меха! Павлюк допрашивал лично Владимир Петрович, детали ее показаний проверяются.
— Подполковнику передавай привет, — я говорю с нескрываемым интересом — как он там?
— Да вот шутил давеча, что без предварительного согласия с вами никогда не будет добиваться санкции на арест.
— Ясно. Как Нефедов?
— Валентин просил поздравить вас с праздником. Завтра его выписывают, но с бинтами придется походить.
«А с тех любителей острых ощущений мы спросим, — зло думаю я, — спросим строго. Если пьяный, значит, море по колено, если сильный, можно давать волю кулакам. До чего же опасная это штука — чувство собственной безнаказанности».
— Алло! Вы меня слышите? — заволновавшись, переспрашивает Чижмин.
— Слышимость в порядке. Спасибо, что не оставили меня в неведении. Поздравь ребят от моего имени.
— Обязательно, товарищ майор. А у вас проясняется что-нибудь?
— Пока прояснилась погода. Не знаю только, надолго ли. Лева, нужно поставить в известность мать Тюкульмина.
— Понял, Александр Яковлевич.
— И еще. Выясни, кто вылетал на Кавказ двадцатого октября. Может, промелькнут знакомые имена.
— Сделаем, шеф.
— Тогда у меня все. Звони, если будет что-то новое.
Я достаю из дорожной сумки махровое полотенце и иду в ванную. Там, где нас нет, разворачиваются события. Первое, что приходит в голову, — Кормилин! Замдиректора фабрики мог использовать Моисеева в своих производственных аферах как неприметного «человека со стороны» в соответствии с его профессией.
Вообще, недостатка во всевозможных версиях мы не испытываем с самого начала. Версиях, основанных на предположениях, догадках, интуиции, но не подкрепленных главным — фактами и вещественными доказательствами. А партия меха — это вещдок, добротный, перспективный для дальнейшей разработки. Каким образом шкурки оказались в чемодане водителя такси? Кому они предназначались? Почему Моисеев оставил ценный груз на хранение у своей подруги?
Напротив меня посреди блестящих плиток голубого кафеля — сорокалетний мужчина с налипшими на лоб мокрыми волосами. Лицо задумчиво-сосредоточенное и, наверное, в такой ситуации чуточку смешное. Кожа совершенно некстати успела обветриться за считанные часы на продуваемом семью ветрами кавказском курорте.
Время неумолимо сжимается под прессом дел. Раздвоиться, чтобы вести расследование в двух городах сразу?
— Ну, старина, — я с укоризной разглядываю в зеркале собственное отражение, — ты что же, начинаешь терять свое главное качество — чувство реальности?
Ладно, будем жить в ускоренном ритме. Полчаса на просушку и доведение до солидного лоска внешнего вида, затем совмещенный обед и ужин, еще одна прогулка по небезызвестному маршруту, вечерний сбор информации и обобщение всех накопившихся материалов.
Звонит Тихоньков и интересуется, где я собираюсь поужинать. Вопрос поставлен весьма своевременно. Предлагаю вместе посидеть в каком-нибудь ресторане на его усмотрение. Андрей выбирает «Бирюзу» и обещает зайти за мной минут через двадцать.
Глава третья
Неподалеку от моря стоят два здания, обособившись от остальной архитектуры. Балюстрада «Бирюзы» делает изящный полукруг вверх, с вызовом взирая деревянными резными узорами на грузноватый шлакоблочный параллелепипед санатория «Чайка». От переулка, из которого мы вынырнули, ресторан отделен фонтаном. Возле входа людно, стоит несколько машин с иногородними номерами.
— После торжественной части пришлось сбежать, — сообщает Андрей. — Там должна была выступать наша самодеятельность.
«Знаем мы нашу самодеятельность!» — мысленно я продолжаю за Тихонькова фразу.