— Ни к чему не прикасаться. Пригласите двух понятых. Опросите соседей. Я сейчас вернусь.
Дверца «Волги» услужливо приоткрыта.
— Голиков на связи.
— Докладывает Рязанцев. Серов доехал двенадцатым автобусом до конечной, свернул на Кировоградскую и несколько минут назад вошел в дом № 17.
— Это в частном секторе?
— Да.
— Кто владелец дома, не выяснили?
— На стене имеется табличка «Границкий Л. А.».
— Возле дома никого нет?
— Никого, только во дворе стоит автомашина такси. Если не ошибаюсь, 18-61…
— Что?! — я концентрирую внимание на необъяснимом факте. — Это же машина Моисеева! Усилить наблюдение! Поддерживайте со мной постоянную связь.
— Вас понял!..
У подъезда уже собралась кучка любопытных соседей, в основном, преклонного возраста. Откуда-то появляется Громов под руку с воинственного вида старушкой в длинном ядовито-красном пальто, накинутом на плечи пуховом платке и туфлях с галошами.
— Это Вера Денисовна Клепикова, соседка Кормилина по лестничной клетке, — поясняет лейтенант.
Не дожидаясь наводящих вопросов, Вера Денисовна грозно заявляет:
— Плохо работаете, милиция! Давно пора всех этих жуликов на чистую воду вывести. А первым — Ваньку!
— А почему вы считаете, что Иван Трофимович — жулик? — я не могу удержаться от улыбки.
— Ванька-то? Жулик, он и есть жулик. Я их насквозь вижу, супостатов, — в праведном гневе Клепикова трясет в воздухе костлявым кулачком. — Ворюга он и до денег жаден. Когда Буриленчиха, царствие ей небесное, на покров померла, полтинник на венок не дал, жадюга. «Нету, — говорит, — бабка, у меня денег. Вы тут по очереди помирать будете, а я плати? На всех не напасешься». У, ирод!
С превеликим трудом мне удается направить беседу в нужное русло. И выясняется следующее: каждое утро бодрая старушка выгуливает во дворе свою комнатную собачку и видит, как Кормилин направляется на службу. Сегодня этот цикл повторился, ничто не нарушало привычного распорядка. Прошло не то минут пять, не то двадцать — тут у Веры Денисовны, которая часов не носит, хронологический провал — Иван Трофимович, испуганный и белый, как полотно, чуть не бегом возвратился домой. Соседка поинтересовалась, не случилось ли чего, на что Кормилин торопливо ответил, оглядываясь по сторонам: «Все в порядке, срочная командировка». По-видимому, сборы в «командировку» производились на спринтерских скоростях — вскоре Кормилин во второй раз вышел из дому с большой вещевой сумкой.
Я благодарю Веру Денисовну за ценные сведения, и она удаляется с чувством выполненного долга. В этот момент вновь оживает рация.
— Товарищ майор, к дому подошел мужчина с сумкой через плечо. Покрутился у крыльца, но заходить не стал. Сейчас он заглядывает в окно.
— Что за мужчина, Сергей Вадимович?
— Средних лет, широкоплечий, в кожаной куртке. Разглядеть лицо не удалось.
— Хорошо, продолжайте наблюдение.
Так. Оцепление снято, сотрудники возвращаются к машинам. Если ситуацию немедленно не проанализировать, она выйдет из-под контроля.
— Слава, — обращаюсь я к Громову, — у Кормилина в прихожей есть телефон. Позвони в диспетчерскую таксопарка и выясни, работает ли у них Л. А. Границкий.
— А я и так знаю, — спокойно произносит лейтенант, — Леонид Аркадьевич Границкий — сменщик Моисеева. Бывший, конечно.
Внезапно жилые дома, тротуары, детская площадка с покосившимся турником — все приходит для меня в движение, на какую-то долю секунды появляется безотчетное предчувствие беды.
— Надо ехать, — негромко говорю я Бородину, встряхнув головой.
Моментально включив зажигание, Сергей излюбленным резким сигналом распугивает голубей, кошек и прочую мелкую живность, вопросительно глядя на меня. И тут рация взрывается странным звуком — как будто на том конце изо всей силы выдохнули в микрофон.
— Александр Яковлевич! — голос Рязанцева ужасающе соответствует моему состоянию.
— Да!
— Александр Яковлевич, ЧП!..
Часть третья
ТРЕТЬЯ ИСТИНА
Глава первая
Залохматившийся плед лежал на столе поверх груды деталей и бумаг. Еще пару месяцев назад, нет, каких там, пару недель, он хотел соорудить небольшую мастерскую. Все прошло, как с белых яблонь дым. Недосуг, да и тоска давит.
Мать неоднократно напоминала Диме об уборке, не раз предлагала навести порядок сама. Но он не любил, когда трогали его вещи. Инструменты, чертежи и схемы, годами накапливавшиеся в кладовой, были неотъемлемой частью души Серова.