— За подкладкой куртки погибшего Приходько обнаружил провалившуюся туда доверенность на имя Саркисова, по которой тот должен был получить оборудование для АХЧ таксопарка. Вы к этому времени еще не вернулись в управление. Капитан Пошкурлат связался с таксопарком и выяснил, что Саркисов работает там кладовщиком. Капитан сразу поехал туда.
«Мог бы догадаться поставить меня в известность», — разозлился майор, но не подал виду.
— Размер обуви потерпевшего вы установили?
— Так точно. Размер самый ходовой — сорок первый.
— Совпадает со следами на месте убийства Моисеева, — заметил Голиков. — Плюс пистолет.
— Ив квартире Северинцевой были такие же отпечатки, — как бы невзначай дополнил Реваз. — Тут есть над чем призадуматься.
— Дурень думкой богатеет… — нахмурился майор.
— Я не понимаю здесь юмор!
Когда Реваз обижался, он моментально начинал коверкать речь.
— Дорогой, кому сейчас до юмора, — махнул рукой Голиков. — Следственный эксперимент помог что-нибудь прояснить?
— Смотря что считать «прояснить», товарищ майор, — оживился Мчедлишвили. — Если бы угол наклона пистолета относительно вертикальной плоскости изменился хоть на несколько миллиметров, пуля попала бы в Серова. И тоже в голову.
— Значит, мы не можем с достоверностью утверждать, кого хотел убрать преступник — Границкого или Серова.
— Искажение оконного стекла, разность освещенности на улице и в помещении — все это создает достаточно серьезную неопределенность.
— К неопределенности нам не привыкать, — с горькой иронией произнес Голиков. — Ну что ж, будем считать, что с черновой работой на сегодня вы справились. Если выяснится что-то новое — я или у себя, или у Коваленко.
«Итак, третий человек из таксопарка! — думал майор. — Саркисов безусловно знал Границкого, который, в свою очередь, был сменщиком Моисеева. Тут просто обязана просматриваться закономерность».
С момента разговора Голикова с Пошкурлатом прошло чуть более часа. За это время в фотолаборатории увеличили и размножили привезенный капитаном довольно четкий снимок Саркисова размером 3×4, а также несколько фотографий Границкого, изъятых у него в доме во время обыска. Снимки в экстренном порядке были отправлены в Южноморск и Чулым на предмет опознания.
Майор с нетерпением ожидал результатов обыска в квартире Саркисова. Собственно, он хотел принять в нем личное участие, но на 16.00 Николай Дмитриевич назначил совещание. Оставалось ждать.
Подобно настройщику рояля, перебирающему клавиши инструмента, Голиков мысленно переходил от одного события к другому, возвращался назад, стараясь определить, какая же нота фальшивит, в каком месте перетерлась туго натянутая струна.
«След прибывшего в город Бороховича затерялся, Кормилин сбежал… Да, нужно было проявить бо́льшую твердость, поговорить с Вороновым, убедить Коваленко, и сейчас Иван Трофимович находился бы не в розыске, а здесь, в этом кабинете. И не стоял бы неприступным завалом вопрос о виновности тех или иных лиц. Но ведь не объяснил, не убедил…»
Размышляя, майор вертел в руках увеличенный снимок Саркисова. Хищный заостренный нос, выступающий вперед подбородок, надменные узкие губы, чуть заметные мешки под глазами… Голикова не покидало ощущение, что где-то он уже видел это лицо. Но вот где?..
Нахмурившись, майор достал из сейфа уголовное дело и из конверта извлек фоторобот, выполненный за сотни километров отсюда. Нечеткие штрихи, расплывчатость линий — как будто художник второпях сделал халтуру. И все же… Что-то общее наблюдалось между обеими фотографиями, какое-то отдаленное сходство.
Голиков глубоко вздохнул. Преступник опережал события, мельтешил впереди, как мираж в пустыне, как зыбкая тень на воде.
«Парадоксально! Чем больше мы узнаем, тем больше увязаем в фактах и запутываемся. Каждое новое ответвление расследования оканчивается глубоким обрывом. Наметилась прямо-таки какая-то систематика опережений и непонятных, дьявольски хитрых подтасовок. Сперва «Жигули» Баринова. Хорошо, псевдоугон можно было продумать заранее. Потом Тюкульмин. Ладно, допустим, с ним расправились по ходу дела. А Северинцева? Странно. Кто мог знать, что мы заинтересуемся одинокой, неказистой, невыдающейся женщиной? Именно знать, другие предпосылки мотива преступления, увы, не объясняют. Видимо, не все наши сотрудники помнят о своем служебном долге. Взять хотя бы того же Сорокотягу…
За Кормилиным мы не уследили. Замдиректора фабрики в последний момент успел ускользнуть, как угорь, между пальцами. И, конечно, случай с Границким, который спьяну сболтнул о Тюкульмине, разве не есть факт чудовищного опережения?!»