Через пять минут лодка, влекомая раненой акулой, оставляет далеко позади кровавую оргию. Проходит еще пять минут. Акула по-прежнему тянет. «Охотники» начинают тревожиться. Когда же конец, думают они.
Я кладу руку на веревку. Она то и дело дергается — сигнал того, что акула поворачивается вокруг своей оси — и сама себе роет могилу: стараясь освободиться, она лишь наматывает на себя веревку.
Я начинаю выбирать, натягивая веревку до предела. Сажень за саженью она выходит из воды. Наконец появляется четырехметровая акула, побежденная, но не покорившаяся. Челюсти ее все еще щелкают, глаза яростно сверкают.
Мы подтягиваем ее к борту лодки и быстро продеваем через пасть огромный крючок. Теперь ей некуда податься, но она все еще бьется, обдавая нас брызгами. Мы обвязываем ей вокруг хвоста веревку и закрепляем ее на корме. Сильный удар по голове приканчивает акулу. Мы вытаскиваем гарпун и крюк и, приторочив свою первую добычу к поясу — я хочу сказать — к корме моторки, — отправляемся за ее товарками!
Они все еще раздирают труп лошади, вернее, то, что от него осталось.
Мы снова кидаем гарпун. На этот раз дело обходится без битвы: гарпун попал в жаберную щель — жизненно важный орган. Мы быстро подводим акулу к борту и тем же способом отправляем на тот свет.
Мы возвращаемся домой, ведя свои трофеи на буксире. Когда мы приближаемся к пристани, «охотники» принимают беспечный вид. Один из них небрежно вытирает кровь с гарпуна. Они стараются быть скромными. Но, когда выходят из лодки, невольно выпячивают грудь. В конце концов, они убили целых две акулы! Разве не так?
Так оно и шло день за днем. Мы убивали акул и, за исключением китайских купцов, которые словно из-под земли появлялись на пристани, когда мы приводили акул, и отрубали у них плавники для плавникового супа, никто, казалось, не мог найти для акул хоть какое-нибудь применение. Я по природе бережливый человек, мне было неприятно, что столько добра пропадает даром. Неужели нельзя никак использовать акул? У них такая прочная кожа! А их огромная печень! Не окажется ли их печеночный жир таким же ценным для медицины, как жир из печени трески?
Никто на островах не мог мне на это ответить. Люди много болтали об акулах, но мало кто хоть что-нибудь знал о них.
Помню, как-то я поймал самку тигровой акулы, которая вот-вот должна была родить. Я поместил ее и детенышей — их было сорок две штуки — в обложенное льдом корыто и выставил всю семейку на обозрение на ярмарке в Вайкики. Я брал за вход десять центов (за неделю это принесло мне полторы тысячи долларов) и в то время, как посетители проходили мимо меня, отвечал на их вопросы. Один из посетителей оказался врачом. Он очень внимательно осмотрел акулу и детенышей и отозвал меня в сторону.
— Я скажу вам об этой акуле кое-что такое, что будет для вас новостью, — заявил он.
— Прекрасно, доктор, — отвечал я. — Я знаю, где находить акул и как ловить их, но, возможно, вы расскажете мне что-нибудь новенькое.
— Посмотрите, — сказал он, тыча пальцем в пасть акулы, — видите эту тонкую перепонку над зубами? Вы знаете, для чего она?
— Нет, — честно признался я.
— Вы хороший рыбак, верно, но рыбаки не очень-то сведущи в анатомии. Я случайно знаю, что именно здесь тигровые акулы выкармливают детенышей.
— Выкармливают детенышей! — воскликнул я. — Выдумаете...
— Не думаю, — прервал он, — а знаю. Тигровые акулы — живородящие, это и вам известно. Ну так вот, когда детеныши еще находятся внутри матери и им хочется есть, они поднимаются через глотку к этой перепонке и кормятся здесь. Это единственно возможное объяснение, капитан. Ведь у акулы нет плаценты, соединяющей детенышей с матерью. Так что, по всей очевидности, они свободно перемещаются внутри нее и...
Он еще долго излагал свою бредовую теорию, но я больше не слушал его. Удивительно, думал я, как мало мы знаем об акулах, все мы, даже так называемые ученые люди.
Однако возможность удовлетворить свое любопытство и выяснить, могут ли акулы иметь какое-нибудь практическое применение, мне представилась только после 1920 года. И на это у меня ушла вся жизнь.
В 1920 году я уехал с островов в Соединенные Штаты. Мне хотелось переменить обстановку и найти работу себе по плечу. Я остановился в Нью-Йорке. Как-то раз я шел по Бродвею и, случайно взглянув на витрину обувного магазина, увидел пару туфель с носками из акульей кожи. Я буквально ворвался в магазин, чтобы поскорее узнать, откуда эти туфли.
Расспросы привели меня из обувного магазина в Ньюарк, штат Нью-Джерси, где помещалось главное управление «Оушн лезер компани» — компании по обработке кожи морских животных. Они первыми попытались наладить обработку акульей кожи. Во Флориде и Северной Каролине были организованы промысловые пункты, и я немедленно отправился на один из них.
С этого дня начались мои скитания по всему свету в погоне за акулами. Это было моей работой, моим призванием, определило мой образ жизни.
И всюду, где я останавливался во время этих скитаний, меня ждали приключения, и я все лучше и лучше узнавал своего коварного врага.
На страницах, которые вы прочтете следом за этой, я запечатлел некоторые свои приключения среди мано.
Бич-Пайн-Ки, Флорида
Я твердо верю, верю уже многие годы, что акулы едят людей. Мои друзья здесь, во Флориде, как и туземцы, живущие на островах Тихого океана, и мореплаватели всех времен, тоже верят в это. Но скептики, — большинство из которых никогда не видело моря, не то что акулу, — требуют доказательств. Сегодня я получил одно такое доказательство и могу представить его им.
Мы с Уолтером Джонстоном — он зовет себя Пит-Акула — занимаемся тем, что ловим акул, а затем снимаем с них кожу. Дела у нас идут отлично. Утром мы выходим в море, ловим свою добычу, а вечером обрабатываем се.
Сегодня, когда мы снимали кожу с четырехметровой коричневой акулы, я заметил какую-то странную выпуклость у нее на животе. Поэтому я немного надрезал желудок. В разрезе показался круглый конец кости. Я схватил его одной рукой и увеличил разрез, чтобы вытащить кость наружу.
Это были остатки человеческой руки. Рука вполне сохранилась, видимо, она недолго пробыла в желудке акулы. Кожа на ладони и пальцах сморщилась, как бывает, когда мы долго подержим руки в воде. Я пришел к заключению, что рука принадлежала человеку, не занимавшемуся физическим трудом. На ней не было ни колец, ни татуировки. До локтя рука была цела, но от локтя до плечевого сустава все мясо было содрано с кости. Я знал, что нам следует осмотреть содержимое желудка более тщательно, чтобы найти еще что-нибудь для опознания. Я осторожно прозондировал желудок и нашел шесть кусков мяса и кусок синего драпа, тридцать на сорок сантиметров, по-видимому, оторванный от пальто.
Я сфотографировал свою ужасную находку, а Пит ампутировал кисть и положил ее в банку со спиртом.
Я позвонил следователю в Ки-Уэст. Пока он добирался до Бич-Пайн-Ки, я навел справки и выяснил, что накануне примерно в тридцати километрах от Ки-Уэста над океаном потерпел крушение самолет. Среди погибших был человек по имени Аткинс. Когда его видели в последний раз, на нем было синее драповое пальто.
Сан-Хуан, Пуэрто-Рико
Два года назад я нашел в желудке акулы человеческую руку. Вчера рука эта протянулась из прошлого и снова напомнила о себе.
Я приехал в Сан-Хуан немного отдохнуть. На пароходе я разговорился за обедом со своим соседом и его женой, и, как это обычно со мной бывает, разговор скоро перешел на акул. Я показал супругам несколько акульих зубов, которые я держу при себе, в качестве иллюстраций к моим рассказам. Был задан неизбежный вопрос: неужто акулы на самом деле нападают на человека? Я отвечал утвердительно, с уверенностью, которую после случая, происшедшего за два года до того, ничто не могло поколебать. Но мой попутчик продолжал расспросы.
— Откуда вы это знаете? — настаивал он. — Откуда у вас такая уверенность?