— Сейчас поедут за мексиканцем, — прошептал Меликов.
— Бедняга Лахман, — сказал я.
— Бедняга? — удивился Меликов. — Нет, он просто хочет того, чего у него нет.
— Единственное, что нельзя потерять. Правда? — Я засмеялся.
— Бедняга тот, кто больше ничего не хочет.
— Разве? — сказал я. — А я полагал, что тогда становишься мудрецом.
— У меня другое мнение. Что с тобой сегодня случилось? Нужна женщина?
— Обычно эмигранты норовят быть вместе. А тебе, по-моему, ни до кого нет дела.
— Не хочу вспоминать.
— Поэтому?
— И не хочу увязнуть в эмигрантских делах, окунуться в атмосферу незримой тюрьмы. Слишком хорошо все это изучил.
— Желаешь, значит, стать американцем?
— Никем я не желаю стать. Просто хочу кем-то быть, наконец. Если мне это позволят.
— Громкие слова!
— Надо самому набираться мужества. Никто этого за тебя не сделает.
Мы сыграли еще партию в шахматы. Мне объявили мат. Потом постояльцы начали понемногу возвращаться в гостиницу, и Меликову приходилось то выдавать ключ, то разносить по номерам бутылки и сигареты.
Я продолжал сидеть. И правда, что со мной случилось? Я решил сказать Меликову, что хочу снять отдельный номер. Почему — я и сам не знал. Мы друг другу не мешали, и Меликову было безразлично, живем мы вместе или нет. Но для меня вдруг стало очень важно попробовать спать в одиночестве. На Эллис-Айленде мы все спали вповалку в большом зале; во французском лагере для интернированных было то же самое. Конечно, я знал, что стоит мне очутиться одному в комнате, и я начну вспоминать времена, которые предпочел бы забыть. Ничего не поделаешь! Не мог же я вечно избегать воспоминаний.
III
С братьями Лоу я познакомился в ту самую минуту, когда косые лучи солнца окрасили антикварные лавки на правой стороне улицы в сказочный золотисто-желтый цвет, а витрины на противоположной стороне затянуло предвечерней паутиной. В это время дня стекла начинали жить самостоятельной жизнью — отраженной жизнью, вбирая в себя чужой свет; примерно такую же обманчивую жизнь обретают намалеванные часы над магазинами оптики, когда время, которое показывают рисованные стрелки, совпадает с действительным. Я открыл дверь лавки; из помещения, похожего на аквариум, вышел один из братьев Лоу — рыжий. Он поморгал немного, чихнул, посмотрел на мягкий закат, еще раз чихнул и заметил меня. А я той порой наблюдал за тем, как антикварная лавка постепенно превращалась в пещеру Аладина.
— Прекрасный вечер, правда? — сказал он, глядя в пространство.
Я кивнул.
— Какая у вас прекрасная бронза.
— Подделка, — сказал Лоу.
— Разве она не ваша?
— Почему вы так думаете?
— Потому что вы сказали — это подделка.
— Я сказал, что бронза — подделка, потому что она подделка.
— Великие слова, — сказал я, — особенно в устах торговца.
Лоу снова чихнул и опять поморгал.
— Я и купил ее как подделку. Мы здесь любим истину.
Сочетание слов «подделка» и «истина» было просто восхитительно в это мгновение, когда засверкали зеркала.
— А вы уверены, что несмотря на это бронза может быть настоящей? — спросил я.
Лоу вышел из дверей и осмотрел бронзу, лежавшую на качалке.
— Можете купить ее за тридцать долларов — и еще в придачу подставку из тикового дерева. Резную.
Весь мой капитал был равен восьмидесяти долларам.
— Я хотел бы взять ее на несколько дней, — сказал я.
— Хоть на всю жизнь. Только заплатите сперва.
— А на пробу? Дня на два?
Лоу повернулся.
— Я ведь вас не знаю. В последний раз я дал две статуэтки мейсенского фарфора одной даме, внушавшей полное доверие. На время.
— Ну и что? Дама исчезла навсегда?
— Тут же пришла опять. С разбитыми статуэтками. Какой-то человек в переполненном автобусе выбил статуэтки у нее из рук ящиком с инструментом.
— Не повезло!
— Дама так плакала, словно потеряла ребенка. Двух детей сразу. Близнецов. Фигурки были парные. Что делать? Денег у нее не было. Платить оказалось нечем. Она хотела подержать статуэтки у себя несколько дней, полюбоваться. И позлить приятельниц, которых собиралась позвать на бридж. Все очень по-человечески. Правда? Но что было делать нам? Плакали наши денежки. Сами видите, что…
— Бронзу разбить не так легко. Особенно если это подделка.
Лоу посмотрел на меня внимательно.