Он указал на сложный агрегат из стеклянных судов, бурливший сегодня на атаноре. Сосуды были пузатые, соединенные отводами трубок, с носиков которых падали капли, собираясь в конечном итоге в небольшом, трехногом котле, покрытом непонятными символами.
— Сосуд для дистилляции — одно из самых распространенных приспособлений. Одно из наших достижений — это очистка и преобразование. Именно алхимики открыли выплавку железа из грязной руды, и это было задолго до того, как наши предки появились в этих краях. Другие усовершенствовали тонкий баланс в составе сплавов, создав твердую сталь, бронзу и другие благородные металлы. И именно мы открыли сочетание металлов, символов и благоприятных часов, дающее особую силу вещам, вроде того амулета, который ты теперь носишь. Но самым важным было то, что мы научились получать мощные лекарства из металлов, минералов, животных продуктов и трав. Эти настои, что я давал тебе именно такого свойства. Они расщепляют и связывают нечистые энергии крови, с тем, чтобы сам организм затем мог естественным путем избавиться от них, — он улыбнулся: — Вот примерно, что-то в таком роде. Я был твоим врачом. Или, если тебе так больше нравится, твой организм был чем-то вроде одного из моих дистилляторов. Комбинируя правильные элементы при соответствующих условиях, я превратил тебя в то, что ты смог увидеть в зеркале.
— Но зачем столько возни, когда Вы могли бы спокойно купить себе чистокровного фейе? — спросил Алек, заинтригованный, помимо своей воли.
— Потому что никогда прежде мне не доводилось встречать никого с таким исключительным происхождением, как у тебя. Ты уникален!
Алек сосредоточился на своей чашке с чаем. Когда все эти люди в Ауренене подняли шум из-за того, что он урожденный хазадриелфейе, его это скорее заинтриговало, чем насторожило. Никто, кажется, не нашёл его таким уж уникальным. Он припомнил и слова Кенира о возможном желании хозяина получить потомство и о кастрации, и по его коже побежали мурашки.
— Можно спросить, илбан, почему это так важно? Мне дали понять, что хазадриелфейе — всего лишь незначительный клан.
— Они вообще не являются кланом, скорее группой индивидуумов, созданных уникальной игрой природы. Я уверяю тебя, Алек, ты очень необычный юноша. С твоей помощью, я возможно сумею получить очень действенное лекарство. Лекарство, которое сможет вылечить абсолютно любые заболевания организма. Это ли не достойная цель?
— И для этого Вам нужна кровь хазадриелфейе?
— Только она годится для этой цели. И согласно рукописям, чистейший, без примесей эликсир, который получится в результате, сможет дать людям долголетие фейе. Очень давно, раньше, чем могли бы припомнить фейе, мой земляк алхимик вычислил секретный способ такой очистки. Однако хазадриелфэейе из эгоистических побуждений отказались участвовать в этом. Именно поэтому они и убрались с глаз подальше, а те немногие ауренфейе, которые знали правду, давно умерли, унеся тайну с собой в могилу. Но здесь в Пленимаре, тайное учение сохранилось, передаваемое из поколения в поколение представителями нескольких родов. Потомком одного из них я и являюсь.
— А что станет с фейе, выпей он этот эликсир долголетия?
— Очень интересный вопрос. Теперь, я должен вернуться к работе. И, несмотря на твоё недавнее непослушание, полагаю, что сегодня ты заслужил награду. Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться по саду с Кениром?
Алек низко поклонился, чтобы скрыть свою радость от того, что получит возможность сразу и встретиться с человеком, ставшим здесь его единственным другом, и получше разглядеть сад.
— Благодарю, илбан! Мне бы очень этого хотелось.
— Хорошо. Тебе должно пойти на пользу общение с другим фейе.
— Это действительно так, илбан.
И он не кривил душой.
Когда, как обычно, явились охранники, Кенир уже был с ними. Поверх домашней одежды он надел плащ, и такой же принес Алеку вместе с парой теплых шерстяных носков. Алек принялся благодарить его, но Кенир остановил его взглядом и поспешно поклонился Ихакобину. Алек повернулся и тоже отвесил легкий поклон:
— Еще раз спасибо за вашу доброту, илбан.
— И вуаль, Кенир, — напомнил Ихакобин.
Кенир вручил Алеку лицевую повязку, вроде той, что носил сам, и помог надеть её. Стражи оставили их несвязанными, однако, Кениру было поручено держать цепь, прикрепленную к ошейнику Алека.
— Прости. Таково приказание илбана, — прошептал Кенир с примирительной улыбкой.
— Всё в порядке. Я понимаю, — ответил вполголоса Алек, которому слишком не терпелось выйти в сад, чтобы обращать на это внимание.
Когда они выходили из мастерской, один из стражей рыкнул на Кенира, и тот немедленно поклонился и ответил что-то с рабской покорностью. У Алека больно сжалось сердце: и это ауренфейе — представитель гордого и полного чувства собственного достоинства народа! Он снова подумал о следах плетки, что видел на плечах Кенира и на спине того раба на судне. И вновь устыдился того, что так легко сдался, какими бы серьезными ни были на то его основания.
Охранники проводили их через маленькие боковые ворота слева от мастерской до садика с фонтаном. Закрытый портик окружал его с трех сторон. Внутренние стены были выкрашены яркой лазурью, а сквозь белые колонны проглядывали причудливые картинки из морской жизни. Аккуратные дорожки, усыпанные ракушечником, были проложены меж ухоженных клумб с цветами, газонов травы с опавшими кустарниками к большому круглому фонтану в самом центре. Стройную колонну из белого камня поддерживали четыре стилизованные рыбы, изо ртов которых извергалась вода, наполняя бассейн внизу.
Алек моментально оценил обстановку, а затем направил своё внимание на более важные вещи. Этот внутренний двор занимал угол между главным домом и садами у мастерской, и был тщательно укрыт с тех сторон. Над восточной и южной стенами, однако, он увидел верхушки деревьев и небо. В дальнем конце сада он заметил ещё двух охранников. Те двое, что сопровождали их сюда, остались возле ворот, предоставив Алеку и Кениру по крайней мере видимость свободы на какое-то время.
Кенир держал Алека на цепочке, но другой рукой дружелюбно подхватил его под руку, прогуливаясь с ним вокруг портика и любуясь вместе с ним фресками. Этот безыскусный жест дружбы заставил горло Алека сжаться.
— Что тот охранник сказал тебе? — спросил тихонько Алек.
— Им не нравится, когда мы говорим на нашем языке, который они не понимают. Однако отсюда нам некуда деться, так что они теперь спокойны. Они разрешили нам прогуляться, а сами, как и вон те двое, не спускают с нас глаз.
Пребывание на свежем воздухе было таким блаженством, что на некоторое время Алек позволил себе забыть о лекарствах, хозяине и охранниках и просто наслаждался моментом. День выдался чудесный: прохладный легкий ветерок доносил запахи сосны и моря. Высоко вверху реяли чайки, сверкая белизной на яркой синеве неба.
— Далеко отсюда до побережья? — спросил он.
— Около пяти миль, — ответил Кенир. Его ладонь на руке Алека напряглась, и он прошептал: — Я знаю, о чём ты подумал, но лучше тебе сразу выкинуть эти мысли из твоей головы. Люди илбана обучены ловить беглых рабов.
— Ты же никогда не пытался.
Кенир нервно оглянулся на охранников.
— Однажды я сделал это, ещё до того, как оказался здесь. Мне повезло, что хозяин, которому я тогда принадлежал, не захотел делать меня калекой. Но он наказал меня так сурово, как только смог. Здесь совсем другой мир, Алек. Ты должен смириться с этим.
— Значит, предлагаешь сдаться? — горько прошептал Алек.
— Да. С твоим лицом и этими светлыми волосами, ты не преодолеешь и мили, как тебя схватят.
Алеку было известно несколько способов сделать так, чтоб его никто не заметил, но он предпочел сейчас об этом не распространяться. Они миновали портик и пошли по дорожкам из ракушечника. Кенир снял вуаль и подставил лицо неяркому солнцу. Алек сделал то же, наслаждаясь ветерком, ласкающим кожу. Он вовсе не считал, что сумеет когда-нибудь привыкнуть к необходимости носить эти ненавистные полоски ткани на своем лице. Конечно, ему доводилось носить маску найтраннера, но то было совсем другое дело, не этот символ унижения.