Он задержался у атанора, наблюдая за слабым кипением содержимого сосуда. На его взгляд, оно всё же напоминало грязную жижу.
— Интересно, что это такое? — пробормотал он.
Холодные пальцы сомкнулись вокруг запястья Алека. Удивленный, он посмотрел вниз, и обнаружил, что рекаро тоже смотрит на реторту, и прижимает к груди руку так же, как делал он, когда пробовал заставить существо понять его имя.
— Что? У тебя есть имя?
Как и следовало ожидать, ответа он не получил, за исключением того, что существо опустило руку.
— Ты хочешь имя?
Ручка снова коснулась груди возле сердца…. если предположить, что оно у него есть.
— Ты можешь сказать мне, что ты хочешь, или ты всего лишь копируешь мой жест? — спросил он. — Но, полагаю, я же должен называть тебя как-то. Я никогда прежде не давал имени никому, кроме лошади.
Несколько мгновений он изучал маленькое существо, затем сказал:
— Что если… Себранн?
Это было ауренфейское название лунного света.
Он коснулся груди рекаро:
— Себранн. Это ты. Что ты на это скажешь?
Рекаро смотрело на него несколько секунд, затем медленно указало на реторту и на себя, и протянув палец, показало ему на белый тонкий шрам. Алек повернул его руку поближе к тающему свету огня. Шрам? И шрам, который зажил без помощи его крови? Он посмотрел на грязную жижу, и снова на существо.
— Он положил туда что-то, что взял у тебя, не так ли? Он сделал тебя из меня, а теперь пытается сделать что-то из тебя?
Себранн пошел к ящику с ножами, выбрал один с маленьким острым лезвием, принес его Алеку и протянул свою руку.
Алек убрал нож обратно и закрыл ящик.
— Нет. Я не стану делать этого с тобой.
В этот самый момент он услышал снаружи громкий голос: Ихакобин разговаривал с часовыми. Алек в отчаянье посмотрел на все открытые шкафы и ящики. Он позволил себе отвлечься на рекаро, забыв, что алхимик работает круглые сутки!
Бормоча проклятья, он заметался по мастерской, пытаясь всё привести в порядок. И лишь когда он споткнулся о Себранна, он понял, что рекаро по-прежнему ходит за ним по пятам. Голоса приближались. Вместе с хозяином был Ахмол.
Алек взял рекаро за хрупкие плечики и прошептал:
— Следи за огнем! — и лишь после этого рванул к лестнице. Бросив прощальный взгляд, он увидел, как существо снова опустилось на корточки возле атанора, держа свою корзину с щепками, но взгляд его был устремлен на него.
Алек едва успел миновать лестницу и закрыть за собой дверь, как услышал, как открывается дверь мастерской. Он забыл её запереть!
Ругая себя, как последнего идиота, он прокрался назад по своей комнате и трясущимися руками запер себя. Ему удалось это сделать с нескольких попыток, и он едва успел припрятать отмычки в матраце, как услышал шаги на лестнице снаружи, прямо возле комнаты. Он приготовился к худшему, но шаги направились вниз к подвалу.
Алек быстро достал отмычки, ибо Кениру уже был известен этот тайник. Сунув руку под кровать, он втиснул медную булавку между матрацем и веревками. Сделав это, он упал на постель, вздохнув спокойнее, пока не услышал из подвала первый тонкий визг рекаро. Ему потребовалось собрать всю свою силу воли, чтобы немедленно не взломать замок и не ринуться вниз.
Вместо этого, он подлетел к двери и стал колотить в неё и кричать:
— Оставьте его в покое! Прекратите мучить его, будьте вы прокляты!
Естественно, результат был обратным. Крики продолжались какое-то время, затем так же внезапно стихли. Он расстроенно пнул дверь.
— Бессердечный ублюдок! Это всего лишь ребенок. Как же можно делать такое?
Он быстро отскочил назад, потому что в замке загремели ключами. Дверь распахнулась, и появился разъяренный алхимик с кнутом в руке. Прямо за ним стоял Ахмол, держа на руках обмякшее тельце Себранна.
— Вы убили его! — зарычал Алек.
Ихакобин шагнул в комнату и схватил Алека за волосы, потащив его к двери.
— Его, ты говоришь? Посмотри что у него с рукой, — приказал он, рванув голову Алека, а затем бросив его на колени, чтобы он мог посмотреть поближе.
Левая рука рекаро безвольно свисала вниз, и Алек увидел, что его кисть начисто отрезана. Что-то капало из той жуткой раны, но не кровь. Как и у предыдущего, это было нечто более густое и почти прозрачное.
— Ты дурак, Алек, если думаешь, что эта тварь хоть в какой-то мере является человеком, — серьезно сказал алхимик. — И ты ещё больший глупец, потому что оскорбил меня. А сегодня у меня нет никакого терпения на тебя… или на него.
Он гавкнул, что-то приказав своим людям, и тотчас двое крепких стражей схватили Алека и удерживали его, когда Ихакобин, воткнув шило ему в палец, вздернул его руку к губам обессиленного рекаро. Через какое-то мгновение губы сомкнулись вокруг пальца, и оно принялось слабо сосать, но веки его даже не затрепетали.
Ихакобин ткнул Алека лицом в отрезанное запястье, и он увидел пять маленьких отростков, показавшихся из культи, точно таких же, какие он видел, когда Ихакобин отрезал пальцы первому созданному рекаро. Это были зачатки новой кисти. И если оно исцелялось, то возможно оно все же не умерло?
Его облегчение было недолгим. Ихакобин вручил кнут одному из своих людей.
— Доброй ночи, Алек. Приятных снов.
Потом его били, и не только кнутом, но и кулаками и тяжелыми башмаками. Ко времени, когда всё прекратилось, Алек захлебывался кровью, и оба глаза его заплыли. Его так и оставили валяться на полу. Последнее, что он услышал, был звук запирающейся за ними двери.
Теряя сознание, он успокаивал себя тем, что его отмычки все ещё находятся в надежном месте. Свобода — вот она, только пожелай и возьми её. И в следующий раз он не станет мешкать.
Глава 34. Наблюдатели отправляются в путь
ПОГОДА ИСПОРТИЛАСЬ ещё до того, как корабль Микама и Теро смог поднять паруса и выйти из Гедре. Хлеставший дождь и высокие волны удерживали судно в порту в течение трех дней, а потом против них ополчился ветер, вынуждая капитана постоянно менять курс, чтобы хоть как-то продвигаться вперед. Осиат был глубже, чем Внутреннее Море, а шторма здесь — более лютыми, особенно к северу от Пролива. Но их судно оказалось прочной и ладной каравеллой, под треугольным парусом и в меру нагруженное балластом, под командованием капитана- гедрийца по имени Сольес.
На путь до Вирессы требовалось около недели. Теро при помощи зуба следил, чтобы добыча никуда не сбежала: пока что Нотис оставался в портовом городе. От кирнари Гедре они получили рекомендательные письма, однако Микам, по мере того, как они приближались к порту, чувствовал себя все больше и больше не в своей тарелке.
— Не будет ли честнее признать, что между Серегилом и Уланом-и-Сатхилом вовсе не было добросердечных отношений? — размышлял он вслух, пока они, сидя в камбузе, пытались удержать свою солонину с турабом, норовившие соскочить со стола на пол, потому что корабль отчаянно кидало из стороны в сторону.
— Я подумал о том же, — признался Теро. — И если бы Серегил был здесь, думаю, он напомнил бы нам, что никогда стоит входить с парадного крыльца, если есть возможность поступить иначе.
Микам хитро прищурился:
— Не пытаешься ли ты таким способом разбудить во мне найтраннера?
— Я не зашел бы так далеко, однако, думаю, нам есть чего опасаться.
— Не мог бы ты наложить на нас какие-нибудь чары, чтобы мы не так выделялись в толпе?
— Мог бы, однако не забывайте, где мы находимся. Моя магия скорее привлечет к себе внимание, чем скроет нас. По-моему, придумать что-нибудь хитроумное будет лучшим планом, чем этот.
— Ну что ж, тогда, полагаю, нам следует спросить капитана Сольеса, не известно ли ему, как попасть в город так сказать с "черного хода".
На их счастье капитан знал одно такое местечко и тем же вечером судно причалило в скрытую от глаз бухту в нескольких милях к западу от порта Вирессы. Моряки переправили на берег их лошадей, а Капитан Сольес погреб на лодке с Микамом и Теро к берегу, всем своим видом давая понять, что совершенно не одобряет их плана.