Он осторожно пополз по крыше над воротами, однако дождь был теперь настолько силен, что он едва мог разглядеть фонтан и надеялся, что его самого так же плохо видно. Это было нелегким делом — карабкаться по неровным плиткам — и ко времени, когда он наконец добрался до первой деревянной решетки, его ладони и колени жутко саднили. Решетка была старой и успела подгнить. При помощи кинжала он легко отломил её от рамы и заполз внутрь. Внутри было пыльно и холодно, и поначалу темно, хоть глаз коли. Он присел там, куда приземлился, привыкая к темноте. Вспышка молнии осветила на миг нагромождение каких-то сундуков и сломанной мебели. Серегил не поддался искушению исследовать их тотчас же, чтобы не оставить на пыли красноречивых влажных следов.
Его осторожность оказалась не напрасной. Скоро появились слуги с фонарями и прошлись, обыскивая каждый угол в этом бедламе. Серегил был вынужден старательно перебегать из одного темного укрытия в другое. В конечном счете, ему удалось, не выпуская из рук окровавленного кинжала, проследовать за ними по пятам по уже осмотренным местам, и притаиться под огромной кучей изъеденного молью постельного белья. Это было не лучшее место для укрытия: заплесневелые ватные одеяла кишели насекомыми и мышами, и он до боли в барабанных перепонках сдерживался, чтобы не расчихаться.
Свет фонарей наконец исчез, и на чердаке снова воцарилась тишина. Он какое-то время оставался там, где был, хватая ртом воздух, но никто не возвратился, чтобы поймать его. Снаружи все еще бушевала гроза, раскаты грома катились за вспышками молний. Если повезет, Ихакобин оставит поиски на этот вечер, а завтра его уже и след простынет.
Почувствовав себя временно в безопасности, Серегил устроился поудобнее в своем пыльном, кишащем тварями тайнике, и приготовился выжидать столько, сколько будет нужно.
— Готовься, тали, — пробормотал он тихонько: — Ещё немного и я приду за тобой.
Глава 37. Всё ближе
МОЛОЧНЫЙ СВЕТ раннего утра уже просочился сквозь обломки решетки, когда Серегил осторожно выбрался из своего укрытия. Он был готов к тому, что кто-нибудь из стражей, устроив засаду, накинется на него, как было вчера ночью, но, похоже, что кроме него и мышей тут никого не было. Он отряхнулся, скинул паука со своей шеи и огляделся вокруг.
Преследователи оказали ему неплохую услугу: весь пыльный пол был усеян их свежими следами. Вряд ли кто-то заметит ещё несколько. Чердак тянулся поверх всего дома, повторяя в точности его форму, и он быстро нашел окошко, в которое было видно мастерскую алхимика и сад возле неё. Похоже, сейчас там не было ни души. Он очень надеялся, что Алека не отправили обратно в подвал. И если он нашел способ попасть сюда, то должен был быть способ и спуститься обратно на крышу галереи, окружавшей сад, а уже оттуда — пробраться в лабораторию.
— Ты здорово помогла мне, Рания, вернув эти ножи, — прошептал он, сжимая запятнанную кровью ручку кинжала. — Твоя душа может покоиться с миром.
Удовлетворившись осмотром диспозиции и своими планами на ночь, он направил внимание на содержимое чердака и очень скоро обнаружил склад старой одежды, которой хватило бы на то, чтобы одеть целый полк, а также несколько пар рваных кожаных башмаков подходящего размера, и — что было самой полезной из находок — старую плетеную корзину с комплектом для дамского рукоделия. Там было несколько игл из слоновой кости, ржавые ножницы, которыми, чуть послюнив их, оказалось можно воспользоваться и даже вполне крепкие нитки. Он выбрал два камзола получше и короткие штаны и примерил всё это. Вещи оказались здорово велики, так что он уселся под одной из решеток и принялся их ушивать.
Так утро прошло незаметно, а он был рад возможности заняться делом, ибо это позволяло не думать о пустом желудке и сухости во рту. Пока он работал, он держал в уголке губ одну из костяных иголок, пытаясь хоть немного усилить слюноотделение. К полудню дождь прекратился, и он, закончив с обоими камзолами, увязал их в узел с парой битых молью плащей. Заскучав, он возобновил поиски и скоро обнаружил место над главной частью дома, откуда можно было слышать голоса. Растянувшись на животе, он прижался ухом к полу. Похоже, разговаривали слуги, и из всего, что удалось разобрать, он сделал вывод, что домашние дела были в самом разгаре. Усмехнувшись, он тихонько направился дальше, в поисках чего-нибудь, что могло оказаться полезным.
Алхимик не держал тут оружия или чего-то подобного, но Серегилу удалось отыскать нечто, почти столь же ценное, находившееся в запертой шкатулке. При помощи ножниц он взломал замок и высыпал оттуда кучку драгоценностей. В основном то были вещицы из серебра, украшенные полудрагоценными камнями — скорее всего, коллекция какого-нибудь ребенка — но помимо этого, было несколько золотых медальонов и набор золотых и костяных гребешков со вставками из крупных синих халцедонов.
"И ценно, и занимает мало места. Моё любимое сочетание".
Он добавил всё это к своему запасу полезностей. Продолжив поиски, он наткнулся на ящик ржавых инструментов, среди которых был столярный топорик со сломанной ручкой. С одной стороны у него было блестящее лезвие, а с другой — молоток.
— А ты сгодишься в трудную минуту, — радостно пробормотал он, прикидывая его вес. Любой из сторон можно было запросто проделать дырку в черепе врага. Ещё он нашел видавший виды точильный камень, и подсев с ним поближе к окну, принялся затачивать лезвие топорика. У него почти не осталось слюны, но её хватило, чтобы отшлифовать грани. Он осмотрелся, ища, чем бы перевязать ручку, и вдруг со стороны мастерской послышался шум. Там кто-то кричал, и рот его невольно изогнулся в кривой усмешке, ибо у него не было сомнений, кому принадлежал голос.
Алек проснулся от криков наверху, в мастерской. Он подошел к двери и приложился к ней ухом. Это дало ему не слишком много: всё, что удалось разобрать, это то, что кричат по-пленимарски. Но было ясно, что хозяин Ихакобин в ярости на кого-то. Мгновение спустя он услышал удар и вопль, затем малодушный извиняющийся лепет. Это было голос Кенира. Всё закончилось звуками, будто кого-то протащили мимо его двери в подвал, затем раздался хлопок тяжелой двери, после чего башмаки прогрохотали обратно наверх.
Вслед за этим надолго воцарилась тишина, но он был уверен, что слышит, как снизу время от времени доносятся рыдания. Время шло. Желудок подсказывал, что с прошлого завтрака прошло уже достаточно, но, тем не менее, никто не появлялся.
Что, интересно, мог натворить Кенир, хозяйский любимец, чтобы заслужить такое обхождение? Наконец появился Ахмол и принес ему похлебку и кусок хлеба.
— Что происходит? — спросил Алек, вовсе не ожидая, что его поймут.
— Раб бежит, — мрачно ответил мужчина.
— Кенир пытался бежать?
Но Ахмол помотал головой:
— Раб-фейе.
— Рания?
На это Ахмол лишь фыркнул, затем оскалился с нескрываемым энтузиазмом:
— Раб Кенир.
Алек засомневался, правильно ли понял слова Ахмола, сказанные на ломаном языке. Но разве он не слышал своими ушами только что, что Кенир никуда не делся? А если бежал фейе, но не Кенир и не Рания, то…
— Этот раб, что сбежал, — мужчина?
Ахмол сдержанно поклонился и вышел.
Разве Кенир не говорил, что в доме нет других рабов фейе?
Он сидел, уставившись на дверь, сердце отчаянно колотилось где-то возле самого горла. Не было никакой причины думать, что то был именно Серегил, но он не мог избавиться от внезапно вспыхнувшей надежды в такую вероятность. Быть может, алхимик купил их обоих той ночью? Быть может, Серегил даже находился в том же самом загоне для рабов, а Алек просто не видел его! О, боги, находиться так близко друг к другу!
Но если это и в самом деле Серегил, и если его на самом деле поймали, то он непременно где-то рядом и ищет способ вызволить и его, Алека тоже. "Правда, в том случае, если он знает, что я — здесь".