Один из них глянул на часы:
— Пятиминутная готовность! — крикнул он.
Анте сразу же посмотрел на свое запястье:
— Без пяти час ночи.
Культисты засуетились, стали раздеваться (мой спутник сдержанно и удивленно хмыкнул), складывать вещи по периметру поляны.
— По позициям! — скомандовал все тот же человек. — А почему Жрец до сих пор не пришел? — спросил другой.
— Это нас не касается, — раздраженно ответил первый.
— А что, если после того раза Жрец больше не хочет проводить Ритуал Вознесения?
— Ты кто такой, чтобы о мыслях Жреца рассуждать?! Делай свое дело и всё! Позавчера он говорил, чтоб сегодня мы были готовы! Просто опаздывает! — рявкнул главный.
Культисты выстроились тремя концентрическими кольцами вокруг костра и по хлопку начали танцевать. Внешний круг двигался направо, средний — налево, внутренний — снова направо… Культисты плясали завораживающе синхронно; и от этого танца — странного, ломаного, беззвучного, будто хвосты комет на августовском звездопаде, — у меня закружилась голова.
Вдруг на дальней границе поляны сквозь туман проступило два силуэта.
— Знакомые лица? — спросил Анте, потому что я сдавленно ахнула.
Я кивнула.
К культистам приближались Гординиус, облаченный в белоснежный балахон (в нём альбинос напоминал заиндевевшую бабочку) и… Ринда Милкис. Глаза девчонки были завязаны платком. Синевласка спотыкалась через шаг, но шла упёрто, упорно, с той остервенелой самоуверенностью, что поразила меня еще в Терновом замке.
В полном молчании Гординиус и Ринда миновали три кольца и замерли у коридора. Танец набирал темп, мощь и силу. Тени культистов — длинные, острые, хищные, — колючей короной раскрывались от костра, двигались гипнотически. Вместо музыки — дыхание — ритмичные вдохи, выдохи, иногда — шипение и хрипы, соответствующие странным, тревожным позициям. Если закрыть глаза, казалось, что на поляне сплетается клубок змей.
Гординиус буркнул заклятье — вокруг Ринды мелькнул и погас анти-ожоговый барьер, похожий на прозрачную жижу. Альбинос развернул девочку и подтолкнул к алтарю. Ринда пошла, вытянув руки вперед. Если ее заносило к огню, она ойкала и выравнивала путь.
Сам волшебник остался на месте. Он соединил ладони над головой и задрал лицо к набухшему нефритом небу. Гординиус пропел формулу, и над костром засияли иллюзорные песочные часы.
— Одна минута, — сказал Теннет, сверяясь с хронометром.
Я же во все глаза следила за тем, как Ринда Милкис наощупь взбирается на валун. Девочка встала на алтаре и скрестила руки на груди, как покойница. Культисты резко перестали танцевать и попадали на траву в молитвенных позах.
Когда последняя песчинка скатилась по стеклянной стене иллюзорных часов, костры вдруг полыхнули высоко-высоко, окрасившись в лиловый цвет. Я сжала кулаки: там, на камне, за спиной у Ринды, из ниоткуда появилась женщина.
Женщина в плаще.
А точнее, женщина в мантии — богатой мантии с капюшоном, сплошь расшитой кругами. Персонаж из кошмаров Гординиуса. И, вероятно, из рассказов купцов — потому что незнакомка подлетела в воздух. Зависнув возле Ринды, она положила обе руки девочке на затылок — будто опираясь на нее. Или — благословляя.
Ринду Милкис колотило так сильно, что туман бы взбился в призрачные сливки… А так — лишь доносился стук зубов.
Культисты, не вставая с колен, задрали головы в сторону женщины, подняли руки, стали петь и плакать. Гординиус крикнул:
— Хвала новым богам, защитникам нашим!
— Хвала! — поддержали танцоры первого круга.
— Хвала! — второго.
— Хвала! — третьего.
Мурашки побежали по плечам…
Гординиус пошел к алтарю.
— Готова ли ты, Ринда Милкис, вступить в новую жизнь? — спросил альбинос.
Девочка судорожно кивнула.
Тотчас женщина над ней начала нараспев произносить некое заклинание. Одной рукой она вытащила из складок мантии изогнутый кинжал.
— Анте, пора! — рявкнула я, поднимаясь.
— Нет! Терпи! — хранитель дёрнул меня обратно.
— Как?!
— Как угодно! Терпение — это не про способ. Это про намерение. Надо понять, что происходит!
Вдруг громкий крик прервал нашу ссору. В первое мгновение я испугалась, что кричит Ринда. Но голос был мужским…
Мы с Теннетом резко прильнули к дыре между кривыми корнями сосны.
— Что он-то здесь делает?! — взвыл Анте.
Потому что с западной стороны на поляну вдруг выбежал… Мелисандр Кес.
Негодующий, встрепанный и поразительно дерзкий. Льняные штаны, лента на волосах, в одной руке керосинка, в другой — кочерга.