Рой метательных ножей, похожих на серебристых рыбок, слетел по направлению к Ловчему. Полынь Поблек и Скользнул; ножи, потерявшие жертву, растерянно воткнулись в стену и обрушились звенящими осколками колдовства.
Вторым заклятьем стала Огненная Кара Брайга — залп лилового пламени, чем-то похожий на военный таран. Полынь снова Скользнул. Несколько мертвецов, оказавшихся на пути проклятья, бесшумно сгорели и осыпались пеплом, что завис в дымном воздухе пещеры, как серые хлопья снега.
От россыпи взрывающихся камней Ди`Жанна Полынь отбился посохом — хитро и быстро крутанув его в руках, будто веер. От Тяжелой Поступи Снарка — хлипким, но кое-как выстроенным классическим щитом.
Было видно: в пустыне магия Ловчего — это дно. И держится он лишь на упрямстве. Как, впрочем, всегда. Ведь держаться на упрямстве — наше всё, наше фирменное, знак качества. Вывозит даже там, где пасуют умелые.
Хотя стоп.
Я вгляделась в бой: нет! Ничего подобного, я неправа!
Полынь все еще жив не потому, что он шустрый упёртый воробышек, а потому, что Тишь мажет. Намеренно мажет, не попадая в племянника. Хотя очевидно, что с её уровнем подготовки поджарить одного отдельно взятого Ловчего — дело двух секунд.
Почему она медлит? Чего она остерегается — едва ли мук совести, верно?
…О боги! Ну конечно!
Я аж подпрыгнула.
Она же явный параноик — эта Тишь. И она не могла не запомнить слова Полыни про то, что Рэндом не прощает убийств. И сейчас в госпоже Ходящей борется желание пристукнуть предателя и… лёгкая тревожность. Вдруг джокер, обещавший вернуться, примчится сюда сразу, едва она кого-нибудь убьет? До сей поры Тишь действовала только чужими руками. И если после убийства короля пропасть «не жалко» (опаснейшие люди — те, у кого весь мир меркнет перед одним главным желанием), то сейчас потенциальное появление бога и, тем самым, срыв операции заставляют её колебаться.
Что она решит? Все-таки рискнёт и убьёт? Или возьмёт Полынь с собой и прирежет после Сайнора? Или перепоручит грязную работу мумиям?.. Хм.
А знаете. У меня есть еще идея. Она из тех ужасных идей, что кажутся шикарными в момент рождения, воплощаются лишь с отчаянными реверансами госпоже Удаче, и остаются в памяти либо как окрыляющее приключение, либо как угрюмый крах… В общем, мой любимый тип идей.
Смертносно-оптимистичный.
Надеюсь, я научилась достаточно мастерски врать для этого бенефиса.
Переложив две колбы с кровью Рэнди в рукав мантии — поближе — я кометой влетела в зал. Как синий вихрь, как яркий огонёк селена — привет алхимикам; почти маяк надежды — только чьей?
— Госпожа Тишь! Госпожа Ти-и-ишь! — орала я басом Ринды Милкис.
Женщина предсказуемо не стала оборачиваться — жаль, иначе Полынь, может, пристукнул бы её, и проблемы б иссякли сами по себе.
Зато — моя теория подтвердилась — Тишь мгновенно попала в Ловчего заклятьем, стоило только захотеть. Сетка Хлэнда связала Полынь: белая паутина упаковала Внемлющего по рукам и ногам, щедро залепила рот.
А Тишь опустилась на пол и недовольно оглянулась. Чтобы с удивлением узреть, как я хватаю со стола серебряный кубок — тот, который принадлежал Полыни, — и, рванув к клетке с Мелисандром, энергично выплескиваю вино — и спрятанные в нем ключи — прямо в лицо саусберийцу. Не переставая орать — звукового фона ради.
Не ожидавший такого Мелисандр охнул, ругнулся, а потом, поняв, ЧТО в него прилетело вместе с танинами и мелодичным звоном (так в казино звучат монетки победителей), глянул на меня изумленно. «Не сейчас!» — одними губами сказала я.
А потом развернулась на пятках и, в стиле Ринды, нагло заявила:
— Ваш племянник — предатель и хотел помешать вашим планам! Я догадалась! Вот!
— А то я не в курсе, Ринда! — рявкнула Тишь очень зло. — Ты не заметила, что я его уже раскусила?! — и она ткнула пальцем в скованного Ловчего.
Я не унывала.
Я торжественно потрясла пустым кубком:
— Да, но вы, должно быть, не знали, что он подмешал яд в вино! А я всё выплеснула и спасла вас!
— Естественно, я знала, — прошипела Тишь. — И следующий раз, будь добра, плескай на пол. Ни к чему лишние телодвижения, девочка!
— Да уж, особенно в мою сторону! — гневно поддержал испачканный Мелисандр, уперший одну руку в бок, а другую — в карман.