— А кто из вашей шайки опознал этого Пана? — уточнил Василий. — В смысле, звать его как?
— Петька. Ну, Петр. Который курносый и конопатый.
Судя по описанию, это был тот самый парень, который открыл дверь, когда милиция пришла брать банду.
— А фамилия?
— Не знаю, паспорт не спрашивал.
— И что он про него говорил?
— Да так, больше трепался. Мол, что хорошо его знает.
— Ладно, разберемся. Спасибо, Андрей.
— Все, Барсук, подъем, — хлопнул арестованного по плечу Шишкин. — Иди в камеру, сны свои досматривать.
Когда Осипенко увели, офицеры и милиционер переглянулись.
— Значит, Пан, — задумчиво произнес Коновалов и добавил: — Не все, стало быть, с немцами ушли.
— Поляк? — неуверенно предположил Рябцев.
— Не факт, — возразил Шишкин. — Он мог и царем-батюшкой назваться, сути это не изменило бы.
— Сергей, а ты долго в минском угрозыске работал?
— Еще с тридцатых. Ну, если совсем точно, то с тридцать второго. По комсомольскому набору пришел. Хотя, признаюсь честно, поначалу не хотел идти, думал, не мое это. А потом не заметил, как втянулся. Но это уж так, к слову. Я еще раз повторяю, никого с кличкой Пан в тамошнем уголовном мире не было. А я-то уж его за девять довоенных лет мало-мальски изучил.
— Ну, если он из Минска, то для местных мог и по-другому назваться, — предположил Василий.
— Нет резона, — возразил старший опергруппы. — Видишь ли, Вася, у уголовников тоже везде связи и, как бы поточнее сказать… — Он пощелкал пальцами. — Что-то вроде своей голубиной почты. Грубо говоря, если в Москве тебя знают, допустим, под кличкой Барсук, то и в Питере, и в других городах тоже будут знать, что ты Барсук, а не Воробей, например. Смекаешь, о чем речь?
— Смекаю. То есть он и в Минске или в каком-то другом городе мог быть Паном и здесь так же представился.
— По сути, да. Но, если честно, я сомневаюсь, что он вообще уголовник и уж тем паче «законник», то бишь вор в законе. Во-первых, такие у немцев не служили. Ну, разве что самые отъявленные авантюристы. А во-вторых, если этот Пан не был рядовым полицаем или мелким конторщиком, то тут ясно, что он — не шантрапа. Таких бы никто до постов выше тех же самых полицаев просто не допустил бы.
— Тоже верно. Сергей Филиппович, а может, допросим этого Петьку? — предложил Коновалов. — Одно дело — уголовники, а другое — немецкие прислужники. Пусть расскажет про Пана.
Шишкин побарабанил пальцами по столу и согласился:
— Можно. Сейчас его приведут.
Через несколько минут дежурный милиционер ввел молодого человека с взлохмаченными, цвета меди, волосами, вздернутым носом и густо усыпанным веснушками лицом. На окружающих он смотрел с откровенной неприязнью.
— Садись, — сказал ему Шишкин.
— Да я и так скоро сяду, — скривился парень.
— Ну, это если очень повезет, сам знаешь почему. Но это к слову. Я — капитан Шишкин Сергей Филиппович, это мои коллеги — майор Коновалов и капитан Рябцев. Ну, а тебя как звать-величать?
Задержанный помолчал немного.
— Петя, — наконец выдавил он.
— Стало быть, Петр. Прекрасно. А полностью?
— Гордеев Петр Егорович.
— Вот и славно. Ну, Петенька, давай-ка с тобой побеседуем по душам. Ты нам расскажешь все о себе да о делах своих неправедных.
Петр перевел взгляд на собравшихся в кабинете.
— Да вы, небось, и так знаете, кто я, — усмехнулся он.
— Знаем, Петр, знаем, — сказал Коновалов. — Но сейчас нас интересуешь не только ты или твои дружочки по банде, с которыми ты всякие непотребства творил, но и твои старые знакомые.
— Какие еще знакомые?
— Да вот, например, Пан.
— Не знаю такого.
— Да неужели? — расплылся в сладкой улыбке Рябцев. — Ну, мы тебе подскажем. Это тот, кому вы краденое сбывали.
— Так сбывал-то не я. Потап к нему ездил.
— Так ведь с тобой же ездил.
— Ничего подобного.
— Правда? — тут уже хитро прищурился Николай. — А вот дружки твои говорят, что ты вместе с ним товар возил. К этому самому Пану, которого ты хорошо знаешь.
— Брешут.
— Ага, прямо хором, — вмешался в разговор старший. — Ты, Петенька, плохо уголовников изучил, хоть и был с ними в одной шайке не один день. Никому неохота на себя чужие грешки брать, да и собственные тоже. Ты ведь кто? Полицай бывший. Так они с радостью на тебя всех собак повесят. Девиз «один за всех и все за одного» тут не прокатит, мил человек. Дружки тебя потопят и глазом не моргнут. Если уже не потопили. Потому что рассказали они все про твою дружбу с Паном.