И сунув руку за отворот своего черного плаща, старик вынул блестящую цепь, с палец толщиной, на которой висел сверкающий кристалл мнемонакопителя, оправленный в темный матовый металл.
Эрлих не успел даже осознать что произошло, пьяный Джованни, тот даже и не обратил внимание на происходящее, приканчивая содержимое бокала. В спину же Эрлиху уперлось что то твердое, а некая незримая рука с достаточным усилием легла ему на плечо. Каким-то неисчислимым чувством Эрлих понял, что сейчас лучше не рыпаться, а по возможности даже и не дышать. Хриплый голос, с ощутимо зловещими интонациями, произнес: “Этот сброд не досаждал Вам, милорд, Кептен? Проучить их? Или сразу в расход?”
- Отнюдь нет, Кавасаки - ответил, поднимаясь из-за стола, недавний собеседник двух незадачливых товарищей - ребята как смогли составили компанию старому летчику. Пожалуй, это было даже забавно... Но меня утомило хождение в народ. Мы немедленно вылетаем на “Онтарио”...
- И вот ещё - последние слова он произнес уже по дороге к выходу из таверны - возьмем этих двоих с собой. Если не сдохнут от перегрузок на взлете, пристроишь их на технических палубах. Глядишь и будет с них толк.
Конечно же мнением двух невезучих друзей никто и не подумал поинтересоваться. Не то это было время и место. Суровые царили нравы в наследной вотчине Кептена “Онтарио” Третьего - секторе Иберия, планета Земля, года сто двадцать третьего от Раскола, или две тысячи сто восемьдесят девятого, если по старому счету. Суровые времена и непростые.
Глава 1
Кавасаки буквально выдернул товарищей из-за стола. Низенький, коренастый, смуглолицый, то ли от природы, то ли от космического излучения, которое хоть и убирается большей частью генераторами магнитный полей, да нет-нет и просочиться. Силы тем не менее он был необычайной. Что двухсотфунтовый Эрлих, с его шестью футами двума дюймами, что ненамного отстающий по параметрам Джованни, оба вылетели со своих мест как пробки из бутылок, стоило мрачному телохранителю старика взять из за шкирки. Чуть позднее они едва ли не кубарем выкатились из таверны, получив каждый по паре увесистых затрещин.
За порогом же таверны встретил их раскалённый Иберийский воздух, который застыл подобно расплаву меди, окутав собой строения, деревья и редких, в этот уже послеполуденный час прохожих.
Да и те что были, старательно переходили на другой бок улицы. Потому как перед таверной стояло два тщательно ухоженных броневика, в которых человек знающий тут же бы опознал “Писмейкера 4”.
С первого взгляда было видно, что за машинами присматривает настоящий профи. Колеса, как мог бы подметить тот же знающий человек, были старательно заменены на более новые модели от послераскольного “Агрегатора”, от него же были и элементы активной брони. Смотрелись последние несколько нелепо, но похоже у механика другого выхода просто не было.
Оригинальных комплектующих на “Писмейкера" спустя столько лет после того, как производство сгинуло в пучинах геены Раскола было уж и не сыскать.
Однако поди ж ты, вот они стоят, ещё одни реликты эпохи ушедшей, и не только на ходу, как можно судить по урчанию электродвигателей, но и в прекрасной форме. Вокруг бронемашин расположилось человек шесть-семь солдат в черном, все с оружием.
Вот в борт второго броневика и впечатался Эрлих после очередной затрещины, полученной от мрачного Кавасаки. Эрлих никак не мог прийти в себя от резкой перемены обстановки.
Вот только что он сидит и пьет с разговорчивым стариком в плаще, который столько интересного им с Джованни рассказал, о космосе и планетах, о прошлом и настоящем, о наземниках и орбиталах. А тут этот старик похоже сам оказался одним из оных, таинственных и страшных орбиталов. И не старым дедом из обслуги, который на старости лет решил вернуться в колыбель человечества, когда уже хочется относительного покоя. Который, покой то, тем ближе, чем больше смог за службу накопить у занебесных хозяев.