— Ты бред несешь, когда об Айгуль так говоришь, — перебил Таганов. — Если на душе темно, это не значит, что весь мир темный.
Курреев часто и шумно задышал, затем, словно опомнившись, заговорил спокойнее:
— Ты, Ашир, как-то говорил о любви… Кто меня любил?
— Ты сам отнял у себя право на любовь.
— Мы по-разному понимаем счастье. У тебя оно хлипкое, интеллигентское, а у меня волчье, такое, какое должно быть у вольного человека. Счастливый человек — это вольный человек, который всем своим существом осознает свою внутреннюю волю, человек, который не знает условностей, норм поведения. Они лишь отупляют человека, связывают его волю. Счастлив тот, кто отрешен от разума, свободен и может дать полную волю своим чувствам. Святым для него должно быть собственное «я», и только «я»…
— Словом, ничего святого, кроме собственной шкуры.
— А ради чего я должен думать о другом? Переживать за чужого, делиться с ним радостью? Если у меня радость, то она — моя. Я так жил… Я жил в волчьей стае, по ее законам, и сейчас не хочу жить, как ты велишь. Разговоры о чести, о любви к ближнему — это словоблудие. Люди так далеки друг от друга, что их разделяет все — взгляды, интересы, стремления. Потому что каждый живет в своей скорлупе, сам по себе и для себя.
— Случайно в войну ты не слушал лекций в Сорбонне? — спросил Таганов. — Там читал один прохвост, получивший из рук Гитлера диплом профессора. Звали его не то Гийом, не то Рейно, запамятовал. В своих лекциях проповедовал теорию потенциальной измены. Она очень напоминает мне твой истеричный монолог.
— Ничьих я лекций не слушал, — чуть спокойней произнес Курреев. — Жизнь — вот мой учитель.
— И еще этот новоявленный профессор, — продолжил Таганов, — чтобы потрафить своим фашистским хозяевам, призывал: «Смирись, человек! Ты — червь! Не ропщи на свою судьбу. Смирись перед силой. Унижайся, и этим унижением ты возвысишься в веках…» И прочую ахинею нес, всего не упомню… Ты, Нуры, знал только одну Германию — фашистскую, гитлеровскую. Ведомо ли тебе, что была еще и другая, которая не склонила головы перед Гитлером? Так вот эта Германия даже в мрачную пору фашизма свято чтила Томаса Манна, своего великого сына, человека. Антифашисты тайком читали его книги, ибо нацисты запретили даже произносить имя писателя. В одном из своих писем Томас Манн писал друзьям, что человек стоит перед выбором между ангелом и зверем. Кем он станет, зависит от самого человека, от его морали, духовной жизни, от нравственных исканий, от того, как он стремится к тому, чтобы одолеть свои слабости, пороки и стать настоящим человеком…
Каракурт устало закрыл глаза и сидел молча, пока за ним не пришел конвоир.