Настала ночь, а никаких достоверных сведений мы по-прежнему не имели. Телеги с ранеными отправлялись в крепость еще по свету. Их возницы утверждали, что бои продолжаются, но большинство ополчения разбежалось, и значит, скоро все кончится. Очень хотелось получить весточку от Артура — для всадника на свежей лошади это заняло бы не больше часа, а может, даже меньше. Но послания все не было. Похоже, на поле боя творилась полная неразбериха.
— Мэлгун отступает, — говорили мне. — Император победил. — Но какова была достоверность этих сведений?
Когда одна из телег остановилась посреди двора, я прямо спросила:
— Где император?
— Он с конницей, — ответили мне.
Тут же послышался другой голос:
— Он погиб.
Люди заспорили.
— Нет, это была другая лошадь; его лошадь под ним убили, а он пересел на другую!
— Ну как же! У него лошадь серая!
— Ну и что? Он же на другой ехал.
— Эта — вторая, запасная. А гнедую убили.
— Император был жив … до последней атаки конницы, — послышался странно знакомый голос с телеги. Я всмотрелась, но в темноте не увидела говорившего.
Люди начали разгружать телегу. Из нее выпал человек сначала ужасно закричавший, а потом начавший рыдать в голос.
— Эй, ты! Поспокойнее! Думаешь, тебе хуже, чем остальным?
— Как думаешь, смогут твои лошади вернуться туда? — спросила я возницу.
— Нет, — хрипло ответил он. — Они едва поднялись на последний холм.
— Хорошо, тогда подожди здесь. Телега у тебя замечательная, большая. Я постараюсь найти свежих лошадей. — Я позвала слугу и приказала, чтобы после того, как выгрузят вновь прибывших, свежих лошадей, мулов или быков запрягли именно в эту телегу. Потом пришлось идти в конюшню, проверять раненых. Похоже, инвентаризация — мое призвание. Мне казалось, что я всегда только и делала, что составляла списки припасов, поставщиков, считала тюки шерсти, а вот теперь считаю мертвых и умирающих. Не придется ли мне и в аду учитывать проклятых, составляя бесконечные списки людей, которых убила моя глупость. Ладно, это — потом, а сейчас надо знать точно, кто из наших еще жив, чтобы рассказывать друзьям и родичам, что случилось с армией.
Имена! Мне нужны имена! Вот трое крестьян: эти смогли назвать себя, а вот двое, которые уже не могут и не смогут никогда. Вот воин из Братства, Гвитир ап Грейдол, северянин, ходивший с Артуром в Галлию. Стоп! А чей это был голос, который я сначала не узнала? Я вспомнила! Как только увидела его в дальнем углу конюшни. Больше его почему-то никто не узнал. Все уже давно смешалось. Свои и враги вместе лежали на поле битвы, и не было никакой возможности понять, кто есть кто. Но вот кого я не ожидала увидеть здесь, в конюшне, среди других раненых, так это Мордреда. И все-таки это был он.
Я отложила свои списки и подошла к нему. Кажется, он наблюдал за мной с того момента, как я вошла в конюшню. Взгляд холодный и, как всегда, презрительный.
Я долго смотрела на него. Он лежал на спине и не двигался. Кто-то, должно быть, украл его пурпурный плащ и золотые украшения, но, как мне показалось поначалу, никаких серьезных ран на нем не было.
— Не беспокойтесь, миледи. Я же вижу, вы размышляете, как бы меня прикончить. Я сам умру в течение часа. Но не от руки вашего драгоценного мужа, и даже его воины здесь ни причем. Этой чести им не достанется. — Он ощерился по-волчьи. — Это мой верный союзник Мэлгун. Когда он увидел, что мы проигрываем, а император победил, он взял да и воткнул мне в спину кинжал, который я же ему и подарил. Знаете, красивая такая вещь, и еще ядом пропитана. Я в это время пытался разглядеть, как там идет битва. Одним ударом он заполучил моих людей и сделался самым сильным претендентом на императорский пурпур. Мне надо было раньше понять, что спину ему подставлять ни за что не следует. Но, по крайней мере, буду знать, что отец надо мной не позлорадствует.