— Лорд Сандде, я очень рада, что вы целы и невредимы.
— Все было, как вы сказали, миледи. Ни одно копье… о Господи, как же я рад вас видеть! — в каком-то отчаянном порыве обнял меня и прижался, как ребенок к матери, когда ему больно и требуется утешение. Некоторое время мы так и постояли.
— Сколько вернулось с вами? — спросила я наконец. — Мне нужно знать, сколько места еще понадобится.
Он отошел на шаг и кивнул.
— Да, я пытался… Мы с Куаллом пытались составить список тех, кто с нами пришел. Там ведь много людей Императора… ну, то есть те, кто способен сражаться. Мэлгун отступает на север. Вот только мы не знаем, где Мордред.
— Лежит возле южной стены вашей конюшни. Мертвый. Его привезли вместе с нашими ранеными, — успокоила я его.
Он недоверчиво посмотрел на меня, затем нерешительно улыбнулся.
— Значит, мы победили?
Я прикрыла глаза, пытаясь сдержать животный крик, рвущийся из самой глубины моего существа. Хотелось плакать, нет, оплакивать, рыдать навзрыд, пока хватит слез и голоса.
— Если кто-то вообще победил, так это мы, — просто сказала я. — Но, благородный лорд...
— Ах да! Император.
Я открыла глаза. Было очень тихо и прохладно, особенно после жары и безумия больничных комнат. На левой щеке Сандде запеклась кровь. Громко капала где-то вода.
— Что с моим мужем? Он мертв?
— Я не знаю, миледи. — Он помолчал, словно собираясь с духом. — Сегодня под ним убили трех лошадей, но сам он выжил. Я видел его ближе к концу сражения. Император хотел собрать оставшуюся конницу. Он скакал взад и вперед и кричал. Но он так охрип, что никто его не понимал. Но все-таки мы построились и пошли в атаку. Это была последняя атака. После нее Мэлгун начал отступление. Около мили мы преследовали их, но потом я отозвал людей, потому что быстро темнело, пошел снег, и все так устали, что попадись нам любой бандит или грабитель, мы бы не смогли защититься. А потом я понял, что никто не знает, где Император. Я собрал людей и приказал трубить в рога, чтобы подать знак тем, кто отстал. На звук пришли многие воины. Но об императоре вестей все равно не было. Я с несколькими людьми пошел искать. Многие видели его в начале атаки, но потом не видел никто. Возможно, он ранен. Возможно, он со своими людьми преследует Мэлгуна. Утром мы возобновим поиски.
— Хорошо. Лорд Сандде, у вас есть лошади, чтобы запрячь в подводы? На поле боя осталось много раненых. До утра они умрут. И если мой муж там…
— Лошади есть, но они не смогут сделать больше ни шагу, — вмешался Куалл. — Ни одна из них не сможет скакать, даже чтобы спасти свою жизнь. Но сколько-то, наверное, найдется. Я распоряжусь, чтобы их отправили за ранеными.
— Не отчаивайтесь, благородная леди, — попытался успокоить меня Сандде. — Он может быть жив.
— Может, — тупо согласилась я.
После долгого молчания Куалл сказал:
— Не хватает места. Миледи, кого из раненых можно переместить?
Я закусила губу. Мне даже казалось, что я думаю. Но по выражению лица Сандде я поняла, что плачу. Я вытерла лицо, не заботясь о том, что руки в крови.
— Идемте. Я покажу, кого можно перенести. Только распорядитесь сначала о лошадях.
Учет выживших и раненых продолжался всю ночь. Когда на следующее утро над заснеженной землей взошло розовое солнце, мертвые лежали высокими штабелями у стены. Некоторые лошади к этому времени успели отдохнуть; их запрягли в окровавленные телеги и отправили обратно, чтобы забрать оставшиеся тела.
Разведчики сообщили, что Мэлгун разбил лагерь в нескольких милях к северу и занят похоронами своих мертвецов. Их тоже было много. Мы отправили к нему гонца с предложением перемирия для захоронения мертвых, и он сразу согласился. Другой гонец отбыл в Камланн с поручением оповестить людей Мордреда, оставшихся охранять крепость, о том, что они могут беспрепятственно присоединиться к Мэлгуну и отправиться с ним в Гвинед, если сдадут Камланн без боя. Разумеется, им сообщили, что Мордред мертв. Они в ответ просили дать им возможность отправиться с Мэлгуном. Мешать им никто не стал.
Начали возвращаться тяжело груженые подводы. Кроме мертвецов, они вели за собой множество ошалевших боевых лошадей. Кто-то подсуетился: на лошадях не осталось богатой сбруи, а на трупах — золотых украшений. Кто это сделал — ночные грабители, или те, кто перевозил убитых — так и осталось неизвестным. И люди, и лошади перестали восприниматься как что-то значительное, теперь, сломленные и лишенные первейших задач, они стали просто строчками в моих записях: кого, сколько, куда. Я приказала раскладывать трупы длинными рядами у стены, чтобы родичи могли забрать своих, а сама искала одно определенное тело, но его не было.