Выбрать главу

Иная природа его всегда тревожила художника. Он ощущал в том теле частицу чужих звезд, непередаваемую связь с миром, недоступным для человека.

Джина. Это имя звучало в его голове, как звон, как предупреждение. Джина. Так, словно имя ее вытесано из фальшивого камня. Опасность, таившаяся в двух коротких слогах сжимала ему горло. Он всегда задыхался, подчиняясь ее присутствию, и все, что было живого вокруг, склонялось перед смертью, которую она в себе несла.

Кем была она и как появилась — имело ли это значение? Она жила и наблюдала за ним, подобно мучительному демону, прокравшемуся в мозг и просачивающемуся в кровь сквозь тонкие покровы кожи. Она была везде, так, словно этот мир с самого своего рождения принадлежал ей. Дориан желал, чтобы мысли ее ему открылись. Он чувствовал ее так близко, словно их запястья были скованы одной цепью, и она тянула его за собой, но голос ее растворялся, не успевая достигнуть его ушей. Он чувствовал в ней свою гибель или свое спасение (решить он пока не мог), и знал наверняка, куда ведёт дорога, ею избранная: к концу, будь он светлым пятном в клубах тьмы или бесконечной пропастью, искажающей время и пространство своей тяжелой чернотой. И, кем бы ни была она, он точно ощущал, что в ней не существует человека, и, кем бы она ни была, он ощущал, как сила ее присутствия пытается уничтожить человека и в его теле. 

 

Пока он шел сквозь сырую аллею, сумерки сгустились, обращая туман в свое сиреневое густое и холодное дыхание. Полумрак окутал город, и желтые пятна фонарей вспыхнули вдалеке подобно полным лунам, подставляющим один свой округлый бок далеким лучам солнца. И в этом симметричном и немом параде бесконечного количества лун тишина становилась осязаемой. Дориан ощущал ее в своей голове, она едва билась в безразличном холоде, пятнами обозначающимся на коже.

Оказавшись на мостовой, Дориан различил черное пятно кэба у тротуара и несколько темных фигур, движущихся по противоположной стороне улице. До него донесся перестук копыт вдалеке, и он замер, поддаваясь предчувствию. Его вены стянуло приятной болью.

Остановившись, он увидел в разорванном светом полумраке ту фигуру, которую преследовал все это время. Она выросла едва осязаемой тенью посреди мостовой, и стояла лицом к приближающемуся кэбу. Стук копыт становился все громче, и колеса с треском рассекали покровы дождевых капель. Лошади неслись, подгоняемые кнутом, не замечая препятствия на своем пути. С грохотом вырвавшись из тумана, кэб сбил с ног и подмял под себя беззащитное тело.

Треск костей показался Дориану оглушительным. Никогда в жизни он еще не слышал такого ужасающего звука, никогда еще смерть в своей сиюминутной вспышке не разрывалась от него в подобной близости. Тело его оказалось парализованным восторженным страхом. Он не имел сил сдвинуться с места, и только сквозь бледные полосы полумрака наблюдал за тем, как разрастается кровавое пятно и, мешаясь с потоком дождевой воды, растягивается багровыми подтеками по мостовой.

Когда оцепенение отпустило его, он кинулся к телу, касаясь бледно-оливковой кожи и склоняясь над залитым кровью лицом. Он ощутил, как бессильно опускается грудь жертвы, в последний раз мучительно набирая воздух в легкие, и кровь брызнула ему прямо в лицо на выдохе. Он ощутил слабое прикосновение тонких пальцев к своей руке и отшатнулся, различая обнаженные кости под окровавленной оболочкой. Вскочив на ноги, он попятился назад, уступая место другим людям, слетевшимся на смерть и, возможно, преисполненным сострадания.

Он продолжал глядеть на труп без сожаления и боли, так, словно это было мертвое насекомое, заключенное в прозрачную могилу коллекционером. Изломленные тонкие конечности, маска юного лица и глаза, приобретшие мертвенный вельветовый оттенок, и кровь, быстро покидающая тело и растворяющаяся в холодной дождевой воде едва ли вызывали в Дориане тот же благоговейный страх, что высекали они из иных сердец, и он стоял, обезоруженный собственным безразличием, и губы его едва шевелились в попытке облечь его слабые чувства в слова.

Толпа вокруг набухала, как губка, брошенная в воду, и в общем пустом звоне голосов и серых масках тонущих в тумане лиц мелькнула единственная живая тень, показавшаяся Дориану лучом света, разрывающим облака безразличия. Капля крови, скользящая по серому лезвию. Он наблюдал за ним с расстояния, различая выразительные черты тронутого солнцем лица и темные живые глаза, чуть мерцающие в матовом воздухе.