Как добывали родители деньги на пьянки и скудную закуску, вначале Лене было непонятно. Потом она узнала — случайными приработками: что-то погрузят, что-то поднесут, что-то постирают. Иногда им удавалось занять деньжат по мелочи. Занять-то занимали, но никогда не отдавали, на этой почве случались порой даже драки и травмы. В коммуналке все только и мечтали о том дне, когда они, наконец, продадут свою комнатенку и выметутся навсегда. Забавно, но, несмотря на такую бурную жизнь родители между собой никогда не дрались и даже почти не ругались. Ленку они тоже не обижали, вернее, просто ее не замечали. Протянут сухой кусок селедки, да стакан пива — вот и все внимание. К пиву и к алкоголю в целом отношение у Лены сложилось вполне определенное. С первого глотка она возненавидела этот горько-кислый привкус.
Однажды, года два тому назад, во время очередного застолья своих родителей с собутыльниками она не выдержала. Она не могла больше смотреть на эти безвольные маски-лица, то и дело расплывающиеся в бессмысленных, слюнявых улыбках, слушать идиотские истории, которые они постоянно повторяли, стараясь, будто гвозди вбить в головы друг друга. Не могла больше вдыхать запахи кислой капусты и табака. Лена тихонько встала, нашла на подоконнике взъерошенного старого кота Икара, завернула его в серый, дырявый платок и выскользнула в коридор. Тогда была ранняя весна. Поэтому она накинула зеленое пальтишко из фланели и розовую вязаную шапочку. Прижав к груди Икара, она вышла на лестницу, щелкнул замок. Лена твердо знала, что звук этого щелчка она слышит в последний раз, назад она не вернется никогда. За дверью звучали бессвязные пьяные выкрики. Ее ухода никто не заметил.
Прежде чем очутиться в детском доме, Ленке Ковалевой пришлось помыкаться. Были и бомжи, которые, кстати, отнеслись к ней вполне дружественно, была и милиция, был и спецприемник — да много чего было. От возвращения к родителям ее спасла старший инспектор спецприемника. Она сумела их убедить, что в детдоме Лене будет лучше, а с ними девочка либо умрет от голода, либо от болезней. Кроме того, инспектор пообещала, что они смогут ее навещать, когда захотят.
Когда Ленку, наконец, определили в детдом на Вяземской улице, труднее всего оказалось с Икаром. И у бомжей, и в милиции сумела сберечь кота, а тут чуть не потеряла. Впервые увидев Лену, прижимающую к груди Икара, замотанного в платок, завуч сказала строгим голосом: "Ковалева! Так кажется тебя зовут? Запомни сразу: у нас тут не зверинец, а образцовый детский дом, с котом придется расстаться." Лена в ответ не заплакала, не стала устраивать истерик, а попыталась доказать, какой он полезный кот и сколько может поймать за день крыс, хотя ясно представляла себе, что за всю свою долгую кошачью жизнь бездельник не поймал ни одной. По ходу своего рассказа она придумывала такие леденящие душу подробности, что на какое-то время увлеклась даже непреклонная Олимпиада и с невольным любопытством посмотрела на новую воспитанницу. За день завуч так набегалась, что вдруг почувствовала усталость, поэтому ногой придвинула стул и тяжело на него опустилась. В это самое мгновение кот был спасен! Олимпиада начала было говорить: "Все это очень интересно, Ковалева, но правила есть правила…" А Икар, почувствовав своей звериной интуицией, кто здесь начальник и что нужно делать, внезапно очутился на коленях у завуча. Как ни в чем не бывало он перевернулся на спину, вытянул вверх одновременно все четыре лапы и обнажил свой белый пушистый живот в желтых подпалинах в знак полного доверия. Олимпиада Александровна растерялась и впервые за последние месяцы, или даже годы, ее губы тронула легкая улыбка. Она непроизвольно почесала шею и живот Икара, на что тот громко-прегромко замурлыкал.
— Как его зовут?
— Икар.
— Ладно, определим Икара в столовую, повар говорил, что как-то видел крысу. Но учти, Ковалева, это первая и последняя для тебя поблажка. У нас правила общежития для всех одинаковы. — Поерзав на стуле, завуч попыталась встать, но ничего не получилось. — Ковалева, возьми Икара и отнеси его на первый этаж в пищеблок.
Лена осторожно сняла с коленей завуча мурлыкающего кота и нежно прижала к себе.
Наконец прозвенел долгожданный звонок. Даша с Леной сидели одни в полумраке прохладного конференц-зала. До обеда оставалось тридцать минут.
— Ну, Ленка, рассказывай, что ты придумала, не мучь меня.
Ленка многозначительно молчала, но Даша чувствовала, что подруга находится в крайне возбужденном состоянии. Наконец, четко выговаривая каждое слово, она медленно произнесла: