В их тренировке наступил перерыв. Кротов и до встречи с Дашей любил обедать прямо на кортах. Теперь же он готовился к обеденным перерывам особенно тщательно. Вечерами он возился у плиты, пытаясь состряпать повкуснее и побольше, обязательно и в расчете на Дашу. Талантов в этой области у него не было никаких, но Андрей очень старался.
А Даше казалось, что она — в раю. И чтобы не происходило в ее жизни дальше, на каких бы званых приемах и балах в свою честь она не бывала, какие бы блюда от лучших заморских поваров не кушала, но вкуснее этой недоваренной, крепко посоленной курицы она так ничего и не попробовала. Даша всегда будет вспоминать эти мгновения своей жизни, как самые счастливые.
В тот момент, когда они сосредоточенно уплетали кусок за куском, на них упала тень. Они подняли глаза. Перед ними, широко расставив полные ноги, стоял сероглазый мальчишка-увалень и добродушно смотрел на них.
— Андрей Владимирович, я третий корт сеткой почистил и полил из шланга.
— Молодец Паша, спасибо тебе. Присаживайся к нам, замори червячка.
— Так мне ж нельзя. Вы сами говорите — диета.
— Все правильно, но изредка расслабиться можно, садись.
Павел не заставил себя долго уговаривать и оказался на траве рядом с Дашей. Он отломил себе аппетитный кусок курицы, и вся троица сосредоточенно продолжила трапезу.
Когда Даша, после знаменательного разговора Кротова с Олимпиадой, впервые увидела Павла, ей стало худо. Толстый, неспортивный, да к тому же сын Олимпиады, чего тут можно было ожидать хорошего? "Все будет доносить матери, характер, наверняка, унаследовал от нее, вся надежда только на то, что Кротов защитит", — такие невеселые мысли посетили Дашу при их первом знакомстве.
Однако по мере посещения занятий, которые Павел не пропускал, удивление Даши постоянно росло. Она подозревала, что Кротов удивлялся не меньше ее, только не показывал виду. Дело в том, что за все время их знакомства Павел ни разу не обнаружил те скверные черты характера, которые можно было в нем предполагать. Напротив, его добродушие, незлобивость постоянно притягивали к нему людей. Даже избалованные дети богатых родителей, которых на кортах было пруд пруди, даже они испытывали к Паше симпатию. И только одна девочка, которую обычно подвозили на огромном серебристом джипе два охранника, позволяла себе в компании осмеивать Павла, называя его то клоуном, то толстым придурком. Но понимания, как правило, не находила. Ей отвечали: "Сама ты, Машка, придурок недоделанный, а Пашка нормальный мужик". На что она поджимала губы и цедила: "Я не Машка, я Марианна". Компания в ответ дружно хохотала.
Аня, помощница Кротова, и вовсе души не чаяла в недавно появившемся мальчишке. Особенно ее поражало то, что его не надо было ни о чем просить. "Анна Михайловна, я второй и третий корты сеткой уже выровнял, давайте я их полью," — слышала она часто от добродушно улыбающегося Павла. То и дело неслось через корты: "Паш, помоги натянуть ракетку, — или, — Паш, ногу свело, будь другом, дерни". И Паша, не говоря ни слова, натягивал, дергал и никогда не отказывал. Однако только поверхностный взгляд за такой доброжелательностью и безотказностью мог предположить бесхребетность или угодливость. Однажды мальчишка в невероятно ярком и дорогом спортивном костюме крикнул: "Эй, Пашка, принеси-ка мяч, он куда-то за сетку улетел!" Павел внимательно посмотрел на него и молча отвернулся. Пришлось мальчишке самому бежать за ограду и копаться в лопухах.
Если среди пестрой теннисной публики Паша прижился сразу, то с самим теннисом дела обстояли значительно хуже. Заметив, что у стенки Павел совершенно беспомощен, Кротов решил поставить его напротив себя и начал терпеливо обучать самым простейшим приемам. Паша очень старался. Он громко сопел, пытаясь дотянуться до мяча, бегал по корту, как бегемот, взрыхляя его поверхность, часто падал. Как правило, он не попадал по мячу, ну а если вдруг попадал, то мяч возвращался не на ракетку Кротова, а улетал высоко в синее небо.
Кротов был опытным тренером, что он только не придумывал, какие только упражнения не изобретал, но начиналось новое занятие и Паша умудрялся непостижимым образом забыть все ранее приобретенные навыки — мяч от его ракетки стремительно уносился в сторону солнца. "У тебя что, совсем отсутствует мышечная память? Мы ведь позавчера разучили этот удар, почему ты опять неправильно держишь ракетку?" — в сердцах иногда ворчал Кротов. Павел на время исправлялся, а затем все повторялось. Однако ни Кротов, ни Паша не унывали. Первому был симпатичен этот добродушный увалень, а второму, несмотря на свои неудачи на корте, вообще нравилось здесь все, а больше всего сам Андрей Владимирович и… Даша, но он тщательно скрывал свои чувства.