Итоги резюмировала подколотая к спискам телеграмма:
«Опросом бригады поезда 441 Москва — Тамбов отставших поезда пассажиров не установлено вещи без владельцев вагонах не следуют мужчина схожий по приметам погибшим при посадке проводникам не обращался установить очевидцев преступления не удалось. Зайцев».
Рядом, на столе, Денисов увидел расчерченный на квадраты бланк с образцами ткани — печально известная «Карта неопознанного трупа». Лоскуты одежды — сорочки, костюма, носков.
На пульте зажегся сигнал — Сабодаш в двух словах закончил разговор, его ждал новый абонент.
Денисов пошел к дверям.
— Далеко? — спросил Антон.
— В ресторан. На Курский.
— Я думаю, они нарочно это подстроили. Парень ушел, девица не успела. — Официантка была грузной, с тяжелой головой, светлым, когда-то красивым, лицом. — У меня глаз наметан. Заказ солидный, я их сразу взяла на заметку.
— Давно работаете?
— Официанткой? Давно! Только на Курском десять лет. Научена!
Они разговаривали у чайного столика, при входе. Сновавшие вокруг официанты, по крайней мере внешне, не проявляли к Денисову интереса. Притом каждый знал, что он из милиции, здесь невозможно было никого провести.
Посетителей в ресторане было немного, мужчины пили пиво.
— Что можно сказать о парне?
— Смазливый. — Взгляд официантки побежал вдоль столов, отыскивая похожего. — Небольшого роста, невидненький… — Никто из сидевших не привлек ее внимания; взгляд добежал до ниш в стене, вернулся назад.
— Как одет?
— Костюм или курточка. Сейчас не помню.
— Он не южанин? Может, акцент?
— Наш! Русак!
— Раньше не видали?
— Честно говоря, лицо девушки показалось мне более знакомым.
Подошла женщина-администратор спортивного вида, в черном официальном блейзере — поддержала официантку:
— Я тоже где-то видела. Не бывала ли она раньше на Белорусском…
Денисов не стал переубеждать — успех его миссии в ресторан не требовал их приязни к потерпевшей.
— Меня интересует парень…
— Его не замечала. — Тон официантки изменился. — Вы меня отпустите? Клиенты ждут… — Администраторша отошла еще раньше.
Денисову осталось откланяться. Тем не менее у входа он нашел швейцара — плотного, с покатым лбом, с жирными складками на шее.
— Случай этот при мне был. — Он тоже говорил в основном о потерпевшей. — Хороша птичка!
«Принципиально другое мнение… — подумал Денисов. — А уж представления о тех, кого следует опасаться в действительности, никакого…»
Из зала ожидания кто-то постучал в дверь, швейцар сделал вид, что не слышит.
— Девицу я сразу заприметил. Плащ, должно, сто лет не был в чистке… Извините!
Он подал очередному клиенту сетку, зонт, привычно опустил в карман чаевые, открыл и тут же снова закрыл дверь. Походка у него была быстрая, шаркающая.
— Верите? — Он вернулся к Денисову. — Я сам никогда себе этого не позволял и от других не переношу. Нет денег на ресторан — не ходи. Вообще-то сюда редко такие ходят. Меня уже знают! Боятся! Глаз-ватерпас…
Приметы парня, приходившего вместе с Инессой, одежду он, впрочем, не запомнил.
Дождь не был виден, только в черных, на черной платформе, лужах, там, где падал свет, поверхность воды рябила и подергивалась. Вдалеке виднелась площадь Трех вокзалов — за пеленой она казалась вымершей, плохо освещенной. Движение пригородных поездов прекратилось, кроме Денисова, на платформе никого не было.
«Пока я все только удаляюсь от цели: девчонка, сбежавшая из дома, теперь еще сумасброд — жених… Задержим ли мы его в гостинице? Если да, высветится ли происшествие с новой, неизвестной пока стороны?»
Грибов появился около двух:
— Задержался по твоему делу. — У него была характерная рязанская скороговорка, некоторые жаловались, что не все понимают. Но Денисову она нравилась.
— Порядок?
— Да. «Нет конца у дел». Едем, нас уже ждут.
Приближавшийся к платформе состав замедлил ход, потом и вовсе остановился перед светофором, он направлялся в парк отстоя.
— Давай сюда. — Грибов еще на ходу открыл дверь одного из тамбуров. — Аккуратнее.
Состав шел с юга, он показался Денисову ободранным, темным; к концу летних перевозок поезда уставали, болели. Как люди. На полу тамбура хрустнула под ногами стеклянная мелкая крошка, окно с нерабочей стороны было выбито.
— Свои. — Грибов успокоил выглянувшую из коридора проводницу.