— Тут. — Плетнева обвела глазами участок кресел, отгороженных проходом к справочному бюро. — Но почему-то не вижу. Неужели уехала?
— Не торопитесь. Место запомнили точно?
— Ее нет. — Плетнева подошла к седому, в очках, пассажиру у ряда кресел. — Утром тут сидела женщина. Молодая, в красном плаще. Не видели?
Он пожал плечами. Сидевшие поблизости молча оглянулись в их сторону.
Денисов прошел вдоль рядов. Как обычно, часть кресел в утренние часы пустовала. Пассажиры смотрели вдоль огромного, с ребристыми покрытиями поверху, наполненного людьми и эхом зала.
На одном из кресел Денисов заметил сумку с газетным свертком. Из него выглядывало полотенце, женские туфли.
Он подошел к сидевшей рядом женщине — пожилой, с тусклым лицом, в габардиновом, отслужившем срок пальто:
— Ваше?
— Нет. — Женщина посмотрела вопросительно.
— Кто хозяин?
— Она скоро придет.
— Молоденькая? В красном плаще? — Плетнева тоже подошла.
— Знаете ее? — спросила женщина.
— Она и есть, — сказала Плетнева.
Денисов поинтересовался хозяйкой оставленного в кресле свертка:
— Не говорила, куда ушла?
— В прокуратуру. На прием. Муж у нее сидит.
Женщина в габардиновом пальто не спросила Денисова, кто он, по какому праву задает вопросы; вокзальное общежитие устанавливало особые правила общения людей на Дороге.
— В какую прокуратуру? Сказала?
— Нет.
— А что с мужем?
— Бухгалтер. Что-то с нарядами.
— Откуда она?
— Из Кривого Рога.
«В Прокуратуру СССР…» — подумал Денисов.
У входа в зал появился младший инспектор, он ничем не выделялся среди других пассажиров, не спеша прошел в очередь к справочному бюро.
— Видишь меня? — спросил Денисов по рации.
— Вижу.
— Сумку в кресле? Со свертком.
— Тоже.
— Останешься в зале. Как только за вещами придут, дашь знать. Я тем временем попробую перехватить их хозяйку в ином месте.
— Вас понял.
В приемной Прокуратуры СССР находились несколько женщин; одна из них, в красном, точнее, бордового цвета, плаще сидела впереди, против двери.
Денисов вышел, постоял у входа.
Двор прокуратуры был пуст. Два милиционера внутренней охраны — чубатые, в одинаково сбитых набок синих, с красными околышами, фуражках — быстро и тихо говорили о чем-то радостном, тайном, довольные друг другом, службой в столице. Они не обратили внимания на своего коллегу в гражданском, стоявшего у входа.
«Дончаки», — почему-то решил Денисов.
Он прошел за ворота. Стоя перелистывал записную книжку. Презент французской фирмы — изготовительницы несгораемых шкафов «Фише-Бош» изрядно поистрепался, страницы, даже обложка были исписаны в разных направлениях, приложение — «Развитие средств взлома во Франции за двадцать лет» — было попросту утеряно.
Он нашел нужную таблицу:
«Признаки выстрела в упор. Разрыв кожи, а одежды — с расстояния не более 5–7 см…» «С близкого расстояния…» «Копоть хорошо видна при выстрелах на расстоянии до 15 см; при выстрелах на расстоянии от 15 до 30 см слабо заметна. При выстрелах на расстоянии свыше 30 см отсутствует. Порошинки…»
Женщина появилась минут через двадцать. Взгляда на нее было достаточно, чтобы понять:
«Неуспех!»
Женщина шла устало, как бы безразлично, она даже не положила в сумку жалобу с подколотыми, обязательными, приговором и определением суда второй инстанции.
Он все-таки подошел:
— Отказали?
— Да. Решили, что нет смысла истребовать дело для проверки. — Женщина приняла его за товарища по несчастью; она открыла сумочку, спрятала бумаги.
— В Верховном суде были?
— Только в республике.
— Значит, еще в Верховный суд Союза.
— Вся надежда…
Они вышли на Пушкинскую, свернули в направлении метро. Людей по эту сторону улицы было немного. В комиссионном на углу Пушкинской и Столешникова в витрине переливались меха.
— Может, не так изложила… — Мыслями женщина еще находилась на приеме у прокурора. — А может, лучше было идти адвокату? Не знаю. Что хочешь думай. Хотела, чтоб поняли, кто я, кто Гриша…
— Ваш муж?
— Да. Чтоб все объяснить. Как приехали после института, начали работать. Жили без удобств, когда ребенок родился… — Она вздохнула. — Как Романов пришел и Гришу главным поставил, как обхаживал. Как в передовые комбинат стали выводить…
— А наказание?
— Шесть лет. Гром среди ясного неба… — Она достала платок, поднесла к глазам. — А что у вас?