Денисов представился, она безразлично взглянула на него.
— Я ждал, чтобы поговорить. — Он одной фразой рассказал о случившемся на платформе. — Несчастный случай с человеком, который перед тем разговаривал с вами. Мы не знаем, кто он, не можем оповестить родственников…
Она вспомнила:
— Мне говорили: нашли на перроне мертвого…
— Что он рассказывал о себе?
— Жаль, что вы потратили время: ничего! Мы и говорили-то полминуты.
Ближе к центру людей на Пушкинской становилось больше, Денисова и его спутницу оттеснили к зданию постройки начала века — скучному, выглядевшему пустым, никто в него не входил. Женщина остановилась.
— Посидеть бы, — сказала она жалобно; туфли были новые, очевидно, тесные; старые остались в газетном свертке, на вокзале.
Денисов открыл дверь в подъезд, внутри здание оказалось таким же пустым, скучным; лифт не работал, пока Денисов с женщиной стояли в вестибюле, никто ни разу его не вызвал.
Женщина сняла туфли, встала на кафель:
— Какое облегчение… Господи, о чем думаю, когда горе такое! Гриша в тюрьме! — Она достала носовой платок, поднесла к глазам. Денисов лучше рассмотрел ее: лет тридцати, с аккуратными, словно выточенными чертами маленького лица, называемого кукольным.
— Этот человек на вокзале сам подошел? — спросил он.
— Да. Позавчера.
— Вечером?
— Около десяти. Я сидела недалеко от справочного бюро… Знаете?
— Да.
— У меня тетрадь, я в нее записываю. Готовилась к приему у прокурора… — Она вздохнула. Подумав, достала из сумки коленкоровую тетрадь, бросила на кафель, под ноги. — Чтоб не застудить. Все равно нечего записывать.
— Не надо отчаиваться.
— Так думаете?
Они помолчали, она продолжила:
— Подошел, полюбопытствовал, что пишу. «Не стихи? Давно наблюдаю за вами…»
— Вы рассказали о своем деле?
— В двух словах. Он извинился. Минутное вокзальное общение.
— Кто он, по-вашему? Откуда?
— Понятия не имею. Человек интеллигентный, воспитанный. По-моему, ждал поезда.
— Он был один?
— Да.
— С вещами?
— Держал портфель. Довольно старый. — Она замолчала.
Рядом с лифтом висело несколько вывесок, они объясняли малонаселенность подъезда, отсутствие детских колясок, хлопанья лифта:
«Фирма СОРИС — Франция
Промышленные реализации и торговля.
3-й этаж, кв. 21».
Другая вывеска принадлежала «Пренса-Латина» — «Латиноамериканскому информационному агентству».
— Вы видели его всего раз — когда подходил?
— Что вы спросили? — Мысли ее снова были поглощены своим.
Денисов повторил.
— И потом видела. И до этого тоже. За сутки многие примелькались. Он в том числе.
— Вам показалось — он сутки провел на вокзале?
— Появлялся, исчезал. Я припоминаю. Его будто что-то тяготило. Не находил себе места. Из зала — на перрон, снова — в зал. Ночью видела на платформе.
— Одного?
— Шла посадка. Мне кажется, он был один.
— С портфелем?
— Не обратила внимания. Вокруг суета, носильщики… Вспомнила! Стоял один. Закрыл глаза рукой. Словно ему плохо.
— Вы заметили многое. Спасибо.
Женщина посмотрела на часы, заспешила:
— В юридическую консультацию надо бежать. — Она ногой нащупала туфлю.
Денисов достал визитную карточку:
— Вы ведь вернетесь на вокзал. Пожалуйста, найдите меня. Или позвоните. Надо записать. Может, что-нибудь еще вспомните. Сейчас все важно. Любая мелочь.
В автомате на углу он набрал номер дежурного:
— Из ОБХСС мне ничего не передавали?
— Есть. Читаю: «Вчера после смены видели на вокзале».
— Понял. Сальков в отделе?
— Носильщик? Только что приехал с Ниязовым. Оба у Королевского.
— Пусть не отпускают. Сейчас буду.
— Интересно… — Сальков обвел глазами арочный свод, стрельчатые с широкими подоконниками окна. — Никогда здесь не был. — Все, кто попадал в не подвергшуюся реконструкции часть вокзала, говорили то же и в почти одинаковых выражениях. — Только мрачновато.
— Начало века, не знали, какими строить вокзалы… — Денисов всегда отвечал одинаково. — В сауну попал?
— Да нет.
— Не встретился с приятелем?
— Встретился. — Сальков поднял белесые глаза, ресницы над ними были еще светлее, как выгоревшие; старался понять, куда клонит Денисов.